– Да, безусловно, я сам их набирал.
– А кто вас обслуживал в тот вечер?
– Федор. Кстати, о Федоре, – Малов откинулся в своем кресле, – пятнадцать минут назад я его уволил.
Андрей Васильевич удивленно вскинул брови, безмолвно задавая вопрос: «Почему?».
– Он обнаглел. Это, как мне кажется, веская причина, – отводя глаза, объяснил Антон. – Он обсуждал с официантками мою личную жизнь, и…
Антон внезапно замолчал. Бодров подался вперед, глядя на шефа с усилившимся вниманием.
– Еще он сказал, что свой капитал я не заработал, а получил большое наследство. Но ведь о бабушкином наследстве никто не знал. Никто, кроме Марго… а теперь и вас, конечно, – злорадно закончил он.
– Ну, меня вы можете смело исключить из списка подозреваемых, – сказал Бодров.
– И на каких это, позвольте спросить, основаниях? – продолжал издеваться Малов.
Повисло неловкое молчание.
– Антон Сергеевич, а Марго уже пришла в ресторан? – стараясь отвести удар от себя, поинтересовался Бодров.
– По-моему, нет. А что, должна? Она теперь редко к нам заходит.
– С тех пор, как вы от нее съехали? Ну и слава богу!
– А вам она зачем? – Антон поднял глаза на подполковника.
– Вообще-то, мне хотелось бы с ней поговорить.
– Вы можете ей позвонить, – Антону не хотелось говорить о Марго вообще и об их отношениях в частности. Поэтому он начал рассматривать лежавшие на столе бумаги, желая своим занятым видом показать собеседнику, что разговор окончен. Но начальник службы безопасности продолжал сидеть напротив, видимо, ожидая продолжения беседы. – Андрей Васильевич, если вам по-прежнему нечего добавить, – сказал Малов, видя, что посетитель не собирается уходить, – то я вас больше не задерживаю.
– Разрешите идти? – по-военному переспросил Бодров.
– Конечно, и все-таки поскорее разберитесь с этим отравлением. Если кто-то из журналистов разнюхает, или Полина сама… – Антон замялся.
– Я вас понял. Буду докладывать, – уже стоя в дверях, заверил его отставной подполковник.
Антон кивнул.
– Эх, Полина-Полина, как же так? – Антон остался один в своем кабинете и снова мог дать волю чувствам. После недолгого периода оцепенения, дурацкого оптимизма и разыгранного перед Полиной в момент расставания равнодушия, он чувствовал себя по-настоящему несчастным.
Он помнил, что в тот злополучный день позвонил ей около пяти вечера.
– Привет, девчонка? Как ты себя чувствуешь? Что делаешь?
– Привет, мой хороший, у меня все отлично. Голова уже не кружится, я совсем выздоровела.
