Из слова после панихиды у Белого дома в годовщину событий 1993 года, октябрь 2014 г.
Впрочем, политическая Россия после 1993 года еще долго развивалась под диктатом «победителей». И прежде всего это отразилось на тексте «ельцинской» Конституции и на процессе ее принятия (за нее проголосовал 31 % зарегистрированных избирателей). Создавали ее проект на основе аналогичных документов США, ФРГ и Франции. В новой Конституции соединились запрет на установление «государственной или обязательной» идеологии и крайне идеологизированное утверждение: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью». Налицо была попытка «похоронить» или по крайней мере принизить другие ценности, которые на Руси, отчасти даже в советское время, считались более важными, чем права, свободы, интересы и даже жизнь отдельного человека. Эти ценности – вера, правда, народ, Отечество.
Безжизненность и утопичность «конституционной» иерархии ценностей обнаружилась уже очень скоро. В 1992 году оформилось сепаратистское «государство» в Чечне, склонное к экспансии и быстро перешедшее под контроль околоисламских экстремистов. Мало кто сейчас помнит, что «лучшие люди» – либеральная часть журналистов, политиков и деятелей культуры – тогда поддерживали отделение «Ичкерии» от России. «Патриарх» диссидентства Сергей Ковалев, как утверждали очевидцы, даже призывал российских солдат сдаваться в плен во время штурма «президентского дворца» в Грозном в январе 1995 года.
Незадолго до того, в декабре, Святейший Патриарх Алексий встретился в Даниловом монастыре с муфтием Чечни Мухаммадом-Хусейном Алсабековым. На этой встрече, в подготовке которой мне довелось участвовать, стороны отвергли «самую мысль о возможности перерастания конфликта вокруг Чечни в христианско-мусульманское противостояние». Действительно, межрелигиозного конфликта удалось избежать – как и ранее в случае с армяно-азербайджанским противостоянием. Впрочем, религиозная мотивация борьбы вскоре была привнесена в Чечню арабскими эмиссарами.
Противодействие им – людям без роду-племени, воевавшим за новую «мировую революцию», – привлекло на сторону России значительную часть чеченского народа. Восстановить единство страны удалось силой. И оказалось, что есть все-таки вещи более важные, чем «человек, его права и свободы», особенно если этот человек – террорист и сепаратист. Отечество и нерушимость его границ де-факто оказались высшей ценностью, как бы ни сокрушались по этому поводу Ковалев и его последователи.
