Помыв посуду после обеда и поставив в духовку пирог с вишнями, Нонна зашла покормить Таисию Никитичну, а заодно сообщить о счастливом событии — приезде племянника и его невесты.
— Что-то он рано жениться надумал, — заметила Таисия Никитична. — Если мне не изменяет память, Ванечке недавно шестнадцать исполнилось. Он похож на нее? — вдруг спросила она, глядя на Нонну своими неподвижными, покрытыми желтоватой пленкой катаракты глазами.
— Похож, — сказала Нонна. — И лицом, и повадками всеми. Хороший мальчик — ласковый такой, воспитанный.
Нонна невольно вздохнула. Она мечтала о сыне, но этим мечтам не суждено осуществиться. Тем более последние три года они с Анатолием спят в разных комнатах. Такова его воля. И она не смеет возражать.
— Не вздыхай. Это счастье, что у вас нет детей. После его болезни почти всегда уродцы рождаются.
— Уродец тоже живая душа, бабушка. И ухода просит. И ласки с любовью. Хоть бы уродца Бог послал…
— Не гневи Всевышнего. Уродцы — кара Господня на наши грешные головы. Господи, если ты есть, не слушай рабу твою Нонну. Глупая она по молодости своей и не ведает, что говорит.
Таисия Никитична осенила себя узким, скособоченным вправо крестом.
— Бабушка, а эта Инга… странная какая-то. Красивая, очень даже, но…
Нонна запнулась, боясь произнести вслух то, что так и вертелось на языке.
— Какая? Небось вся городская из себя и модная, да?
— Нет, нет. Она под мальчика одета, хотя волосы у нее длинные. И крашеные, наверное, — неуверенно добавила Нонна. — Я видела, как они с Ванечкой… целовались. По-настоящему. Это… она виновата. Ванечка скромный, а она развязная.
Нонна вспотела, выпалив это слово — не в ее правилах было нелестно отзываться о людях. Но к этой Инге она почему-то с первой же минуты почувствовала неприязнь.
— Господь им судья. Молодые, кровь кипит. Да сейчас и жизнь другая пошла — легкая, веселая, бездумная. Я другой раз послушаю радио, и так оно жалко становится, что моя молодость на неласковое время пришлась.
Нонна встала — наверняка уже готов пирог.
— Отдыхайте, бабушка, — сказала она с порога. — Приду вечером.
— Постой. — Таисия Никитична приподнялась слегка на локтях, что стоило ей немалых усилий. — Скажи Ванечке, пускай ко мне зайдет как-нибудь. Если, конечно, не побрезгует старухой. Но ты меня сперва одеколоном протри и в комнате как следует проветри.
Она откинулась на подушку, почувствовав изнеможение, — больно огромно оказалось в ней желание увидеть правнука, в чьих молодых жилах течет соломинская кровь.
