Три, четыре, и она так меня крутанула, что я пошатнулась и оказалась почти у нее на руках.
– В общем, примерно так, но с тобой не потанцуешь, – подхватила она обратно сумку с земли.
По узкой виа Вителиа, еле освещенной маслянистыми желтыми фонарями, миновав церковный приход замученного когда-то императором Диоклетианом святого мальчика Панкратия, у ворот которого сидело двое сосредоточенных негров с розовым чемоданом со сломанной молнией, мы, все еще чуть пританцовывая, дошли до бара.
Я потягивала свой любимый яблочно-фенхелевый сок за стойкой и обернулась на оживление за моей спиной. В проеме дверей, на стеклянных створках которых был нарисован седобородый Гарибальди в бордовой тюбетейке, красной рубахе и желтом галстуке, словно сошедшая с небес юная жена героя Анита, во всем прикиде сияла вернувшаяся из туалета Лавиния. Темные локоны парика падали на наброшенную поверх платья куртку, сильные ноги с широкими коленями в туфлях на каблуках (не так давно я рассматривала их в столовой) казались еще длинней, макияж был ярковат, но для здешних вкусов это было только достоинством. Она даже успела покрасить ногти в светло-зеленый цвет.
– Чо будешь пить? – Мужчина средних лет с золотой цепью под толстым кадыком потрепал ее за холку, подходя к кассе.
– Эй, Лавиния, кто это? Ты его знаешь? – дернула я за сумку, в которой уже лежала ее свернутая мужская кожа.
– Ой, малышка, – она явно с удовольствием расслаблялась, все глубже погружаясь в свое женское, – вот только сейчас познакомилась с Рокко, и мы уже большие друзья. Рокко, детка, угостишь и мою подружку?
C аппетитом оглядывая меня с ног до головы, Рокко протянул мне лапу. Пожатие было явно искренним, но я все равно не смогла почувствовать к нему расположения. Трудно мне было сразу привыкнуть и к таким стремительным переменам в планах Лавинии.
Ну ладно, может, заработает что-то, а если повезет, найдет где переночевать, – и я попрощалась.
– Не забудь, что тебе должен звонить Диего, – крикнула я ей вдогонку, когда в коротколапых объятиях своего нового amico, возвышаясь над ним сантиметров на десять, ударяя каблуками в асфальт и стараясь не кривить ноги, она направлялась в сторону тропинок на спуске с Яникульского холма у ботанического сада.
– Пока, любовь, до скорого, – помахала Лавиния игриво, будто ей не предстоял спуск по бугристой дороге. Умелая ходьба на котурнах, как и гладко выбритая и депилированная кожа, плавность жестов, выверенность интонации была частью ее профессиональных навыков, ее девичьей честью. Это только биологическая европейская женщина могла одеваться и вести себя так, как ей взбредет в голову, не задумываясь о последствиях.
