«Деду, дай подержать братца», – попросила чумазая девочка лет десяти с расставленными по-лисьи зелеными глазами и лукаво взглянула на Флорина. Он уже начал отвечать ей первой своей за это время улыбкой, как рядом вклинилась какая-то тетка с горяще-красной, потрескавшейся кожей на скулах и на носу и тоже протянула к нему руки. И тут уж Флорин дал себе волю и заорал так, что слизь из носа и слюни попали на ее вышитых желтых пчел.
«Поесть бы ему что-нибудь», – прошептала извинительно мать, пытаясь подтереть следы на нарядной блузке золовки.
Вместе с усаженной на стол обезьянкой Флорин заглатывал горячую мамалыгу, надежно чувствуя боком мать, утиравшую ему, и заодно обезьянке физию. Из драконовой пасти печи шел жар. Отгородившись ладонями от света, он различил в окне черно-синюю реку и поваленные стволы исполинских деревьев. Народ входил и выходил из комнаты в другую. Улучив момент, пока никто не видел, он вылизал тарелку, сполз со странной, похожей на узкий месяц табуретки и вошел вслед за матерью в темноту, где кто-то стонал, кряхтел и охал. В комнате было душно, едко пахло. Единственное оконце было занавешено, и с трудом он разглядел на кровати под горой одеял и тряпок старуху.
– Смотри сны, сыночек, увидь агнца для бабушки, – оскалилась она ему навстречу.
– Все мы будем ждать агнца для тебя, мама, – сказала укоризненно тетка с красными щеками и носом, которая во тьме уже не казалась такой страшной.
Флорин наклонился, и его шумно вырвало. Зажгли толстую свечу, и среди только что съеденной каши он различил и сегодняшний завтрак. Ему стало жаль Констанцы, ритма и шума холодного моря.
Вечером на деревянной кровати между отцом и матерью он спрятался с головой под одеялом. Камышовая циновка была жесткой, но от льняной простыни так пахло солнцем и ветром, что он заснул, вдыхая их вместе с фиалковым ароматом матери.
Ночью кричали петухи и старуха, и он тоже стал тихонько прихныкивать, вдруг ясно осознав, что за стенкой, в двух шагах, на самом деле лежал притворяющийся больной бабкой волк. Или даже дракон. Дракон. Балаур. Не случайно он просил, чтоб ему притащили барашка. Рядом снова неслышно появилась красноносая тетка. Наклонившись, разомкнув ему зубы, она засунула в него, пошептав, кусочки терпкой коры. Он и сам любил тайно сдирать кожу с деревьев, и что только не попадало ему в рот, но был обескуражен: эти взрослые были совсем не похожи на остальных.
– Жуй, – строго повелел откуда-то голос старика, – кора священной ивы, которая растет из центра мира, поможет от всяких младенческих страхов.
