– Нет, дорогой Шенье, гораздо лучше будет, если мы оставим его в живых, – сказал тот. – Кстати, полковник, вам очень повезло, что вы крепко спите. Мой друг церемоний не любит. Подними вы тревогу, он перерезал бы вам глотку. Не советую его злить, ведь господин Шенье, бывший сержант Седьмого полка императорской легкой пехоты, человек намного более опасный, чем капитан гвардейской пехоты его величества Алексис Морган.
Шенье оскалился и погрозил мне ножом, а я постарался вложить в свой взгляд все отвращение, которое чувствовал при мысли о том, что воин императора пал так низко.
– Вас, наверное, удивит, – продолжил маршал тихим бархатным голосом, – что мы следили за вашими отрядами с тех самых пор, как вы покинули биваки. Согласитесь, мы с Шенье сыграли отлично. В аббатстве все готово к вашему прибытию, правда, мы надеялись заполучить целый эскадрон, а не половину. Когда ворота закрылись, наши гости оказались в очаровательном средневековом дворике без выхода, под прицелом сотни ружей. Им предложили выбор – умереть или сдаться. Между нами говоря, я нисколько не сомневаюсь, что они выбрали последнее. Мы тут подумали, раз уж вы – сторона заинтересованная, может, поедете и сами во всем убедитесь, повидаете своего титулованного друга. Полагаю, настроение у него ничуть не лучше вашего.
Мерзавцы зашептались, обсуждая, как обойти мои посты.
– Пойду проверю, что за амбаром, – наконец сказал маршал. – А вы, любезный Шенье, присмотрите за пленником. Если он попробует что-то предпринять, вы знаете, как действовать.
И я остался вдвоем с гнусным предателем. В свете коптящей лампы он сидел на краю моей постели и точил нож о голенище сапога. Не знаю, как я с ума не сошел от стыда и тревоги, пока беспомощно лежал на койке, не в силах ни слова молвить, ни пальцем пошевелить. В двух шагах от меня отдыхали мои пятьдесят красавцев, а я никак не мог сообщить им о своем бедственном положении. В плен я попадал не раз, но чтобы меня захватили такие ублюдки, чтобы меня ввели в аббатство под их издевательский хохот, чтобы меня одурачили их наглые главари – нет, этого стерпеть я был не в силах! Нож мясника, сидевшего рядом, и тот ранил бы мое сердце не столь глубоко.
Я тихонько покрутил запястьями, шевельнул ногами. Уж не знаю, кто из этих бандитов меня связал, но он постарался на славу – веревки держались крепко. Тогда я попробовал сдвинуть платок, что закрывал мне рот, однако Шенье поднял нож и так свирепо зарычал, что я оставил попытки. Я лежал, глядя на его бычью шею, и думал, посчастливится ли мне когда-нибудь накинуть на нее пеньковый галстук. Вдруг по коридору протопали сапоги, заскрипела лестница. Маршал возвращался, но с какими вестями? Если он понял, что увезти пленника не выйдет, меня, вероятно, прикончат на этой самой кровати. Впрочем, мне было уже все равно. Я смотрел на дверь с гордым презрением, которое так жаждал и не мог высказать. Только представьте, друзья мои, что я почувствовал, когда вместо высокой фигуры и злорадного лица мне предстали серый ментик и огромные усы моего славного маленького Папилета!
