Я тащу за ним свое ведро с бражкой.
Рядом топает Зяма, уже знакомый мне.
– Ну, как золотое дно? – смеется он.
– Залманэ, не опоздай, сегодня будем распахивать за садом! – кто-то кричит ему через дорогу.
– Это Эли, не дай ему поесть – дай только стать за плуг, – смеется Залман.
Его лицо, обросшее шерстиной, становится добрым, точно как у моего отца.
Вот только если его отмыть от бражки – и руки, и бороду, – будет еще более похожим.
…Мы поднимаемся по дороге вверх.
Солнце встает над местечком уже вертикально.
Кольца дыма над каминами домов становятся все тоньше и тоньше.
– Моя Ханеле уже справилась, – говорит Залман, видя, как над крышей его дома перестает виться дымок.
«Да-а, – думаю я, – снова будем в Красавичах без муки. Из чего мама будет печь нам хлеб? Да и дороги новой не будет. И те же лампы останутся в домах красавлян…»
…Прошли годы.
Местечко Михалин – золотое дно – уже не то…
Но осталось несколько прежних еврейских домов.
А вот в этом синеньком домике с окнами в сад жили наши родители – Давид и Ира.
Они вырастили здесь пятерых сыновей и вместе с нами уехали в Израиль.
Я смотрю на эти окна – и мне кажется, что это не окна, а глаза нашей мамы.
Ее мягкие еврейские глаза…
Глаза грустные и все понимающие.
А почему грустные окна и нашего дома, и других бывших еврейских домов, в которых жили когда-то жители местечка?
Так ведь эти дома расстались с нами навсегда!
А мне кажется, что над нашим бывшим домом сейчас завьется дым колечком.
И… если я открою калитку и зайду во двор, то увижу отца, мать, братьев…
И услышу вечный вопрос: «А ехать нам надо?..»
– Надо, надо! – хлопает Батя, наш отец, в ладоши.
Мне только это кажется, ибо давно уже все уехали, а я вернулся в местечко через 25 лет…
Ищу следы евреев, балагуров, шутников.
Но их нет, нет…
Но нахожу только старые рассохшиеся скамеечки возле домов, на которых они сидели.
В своих картузах, которые никогда не снимали…
Только в Израиле я понял, что кипу в Белоруссии тогда евреи носить не могли, и с непокрытой головой тоже не могли ходить…
Вот вечно и не расставались со своими картузами…
В конце недели мой дед Залман надевал парадную светлую рубашку и садился на скамейке возле дома.
И все посматривал на небо: когда же загорится субботняя звезда?
Как только она появлялась, приглашал нас на белый батон… вместо халы.
Где было ее достать в наших краях?..
Осматриваюсь по сторонам.
Сад, что каждую весну радовал белым цветом все местечко, а особенно детвору, исчез…
