В общем: в поведении Агеева не изменилось ни-че-го. Когда я, запыхавшаяся и злая, как сам дьявол, добралась до зала ожидания, он с равнодушным видом сидел у панорамного окна, закинув лодыжку на колено.
— Кофе? — заискивающим голосом протянул Тимур, кивая на соседний стул.
Там стояли два стаканчика из местного Старбакса. Мило. Очень мило. Почти оттаяв, кивнула и он вручил мне напиток. Сделав глоток, я поперхнулась — в горло, словно керосина плеснули.
— Я добавил коньяка, — пожав плечами, Агеев отпил из своего стаканчика, посмотрев в окно, — На случай, если ты боишься летать.
— Очень предусмотрительно, — прохрипела я, выравнивая дыхание и делая очередной глоток.
Поморщившись, отметила, что вкус перестал быть таким едким, а первое обжигающее ощущение сменила теплая истома. Алкоголя почти не чувствовалось, лишь небольшая терпкость. После того, как я приговорила полстаканчика, мне даже понравилось.
— Мы прилетим ночью? — поинтересовалась я.
— Вечером. В четыре по-местному, восемь по-нашему.
— Ясно.
На этом наше общение исчерпало себя. Мы не разговаривали ни во время посадки — единственное, я попросила пропустить меня к окну; ни во время пересадки в Шереметьево. Едва я села в свое кресло у иллюминатора, я закрыла глаза и отключилась, сквозь сон почувствовав, как кто-то пристегнул мой ремень безопасности на время взлета и отстегнул его, едва самолет набрал высоту.
Тимур
Мне понравилось, как алкоголь действует на Романову; она преимущественно молчит, а тишина — музыка для моих ушей. Я даже подумал подливать ей каждый день, может быть тогда я наконец-то смогу работать спокойно?
Пристегнув ее, когда она уснула, я невольно поймал себя на желании прикоснуться, но тут же задвинул его подальше. Бред, все это бред или просто разбушевавшиеся гормоны. Давно я был с женщиной? Давно, по всей видимости, раз начал представлять себе всяческое с участием Илоны.
Надо переключить свое внимание на что-нибудь другое. Например, журнал, торчавший из кармашка в спинке соседнего кресла. Или стюардесса, что косится на меня с опаской. Забыл, какую реакцию вызывает у людей мое лицо, и невольно почесал бровь большим пальцем.
Самолет начал набирать скорость, а затем и вовсе оторвался от земли. Я закрыл глаза и выдохнул, расслабившись лишь тогда, когда воздушное судно выровнялось и табло «пристегните ремни» погасло. Отстегнув соседку, я снова уставился на ее лицо, повернутое в мою сторону и аккуратно поправил прядь белых волос, упавшую на нос. Вздрогнул, и отвернулся, опустив голову на подголовник. Изучая рисунок на обивке соседнего кресла, я пожалел, что не взял с собой какую-нибудь книгу, или плеер — хоть что-то, чтобы скоротать время полета. Из сумочки Романовой торчали какие-то журналы и я, не долго думая, потянулся к ним и вытащил стопку, принявшись листать глянцевые страницы с яркими заголовками.
