Первое письмо Вяземского, адресованное Александре Осиповне Смирновой (Россет) в Париж, было написано 1 февраля, в день отпевания усопшего. Он сообщает ей о страшном несчастии, поразившем всех «как удар молнии». Никаких подробностей, так как в этот момент у писавшего не было «ни духу, ни сил, ни времени писать об этом». Лишь в нескольких словах говорит он о причинах катастрофы: «Да, конечно, это свет его погубил. Эти проклятые письма, эти проклятые сплетни, которые приходили к нему со всех сторон…».
Далее полетели письма в Москву, почт-директору Александру Яковлевичу Булгакову с просьбой ознакомить с письмом как можно больше людей, Денису Давыдову, Великому князю Михаилу Павловичу в Рим, Эмилии Карловне Мусиной-Пушкиной (урожденной Шернваль). В письме к последнему адресату, графине Эмилии, от 16 февраля 1837 года Вяземский беспощадно обвиняет во всех кознях Геккернов и признает нравственную правоту Пушкина: «В Пушкине я оплакиваю друга, оплакиваю величайшую славу родной словесности, прекраснейший цветок в нашем национальном венке… во всем его поведении были одно благородство, великодушие, высшая вежливость…».
Не в силах исполнять в таком состоянии свои служебные обязанности Вяземский подает прошение об отставке. Ему отказывают и даже награждают орденом Святой Анны II степени с короной. Но свой протест князь все же в дальнейшем выразит: 10 лет он не появлялся на обязательных приемах в Зимнем дворце, на что Николай I как бы закрывал глаза.
Какое-то время после гибели друга Вяземский помогает Жуковскому разбирать оставшиеся дела в опустевшей квартире на Мойке, дает показания Военно-судной комиссии, почти механически ходит на службу в департамент, пишет первые стихи, посвященные Пушкину. Они получились до слез горестными:
… скорбь моя превыше сил моих,
И, верный памятник сердечных слез и стона,
Вам затвердит одно рыдающий мой стих:
Что яркая звезда с родного небосклона
Внезапно сорвана средь бури роковой,
Что песни лучшие поэзии родной
Внезапно замерли на лире онемелой…
Что навсегда умолк любимый наш поэт,
Что скорбь постигла нас, что Пушкина уж нет!
Жизнь Петра Андреевича Вяземского, потерявшего близкого человека, разделилась на две части: до и после 1837 года. Долго тянулся этот скорбный год, на исходе которого он скажет: «Я пережил и многое и многих». А утрат действительно было слишком много как в семье, так и среди друзей дома и литературного окружения. Он поминает их в своих стихах. Помянем их и мы: отец Вяземского, Андрей Иванович, пятеро детей, Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев, В. Л. Пушкин, А. С. Грибоедов, Д. В. Виневитинов, А. А. Дельвиг, Н. И. Гнедич, живописец А. О. Орловский и последняя тяжелейшая утрата – Александр Сергеевич Пушкин. Со смертью Пушкина кончилась целая эпоха в русской литературе, которую позднее назовут «золотым веком». Это понял не только Вяземский, это поняли все, кто вращался вокруг гения, этой яркой звезды, отсвечивая ее сиянием. Оценило значение творчества Пушкина и молодое поколение писателей. В. Г. Белинский сказал: «Пушкинский период был самым цветущим временем нашей словесности». С уходом из жизни великого поэта исчез главный стержень русской литературы, пропала духовная атмосфера литературной столицы России тех лет. Без этой атмосферы оказалось трудным единение с новым поколением писателей, о чем с грустью напишет Вяземский в своём стихотворении:
