Минуту спустя старушка продолжила:
– Даже в жизни самых счастливых семей бывают переломные моменты, от которых супруги спасаются по-разному. Кто-то уезжает в другой город, объясняя свой отъезд незапланированной командировкой, кто-то, наоборот, погружается в работу с головой и дома появляется крайне редко. Вы же понимаете меня, деточка?
– Да, Екатерина Сергеевна. Я понимаю, – Инга слушала внимательно. С каждым произнесенным словом соседка становилась ей все ближе и роднее.
– В один из таких переломных моментов я завела себе любовника, – сказала старушка и словно выдохнула из себя всю тяжесть, которая мешала дышать. – Столько лет прошло, и пора бы забыть обо всем, но закрывая глаза, я понимаю, что день за днем я возвращаюсь в то время все чаще и вспоминаю каждую деталь отчетливее. Вы смотрите на меня и думаете, наверное, что эта старуха сумасшедшая. Возможно, вы правы, рассуждая так.
– Я так не думаю совершенно, – Инга улыбнулась. – Расскажите, пожалуйста, что сможете рассказать. Мне было бы очень интересно послушать.
– Что тут рассказывать! Вихрем налетело на меня непонятное создание, засело в глубине моего сердца и не хочет оставлять в покое. Его, вероятно, и нет уже среди живых, а я все вспоминаю и страдаю.
Инга улыбнулась:
– Сколько вам было?
Этот вопрос будто послужил толчком к большей откровенности, и Екатерина Сергеевна начала вдаваться в подробности:
– Тридцать четыре. Сынок подрастал уже. Мы переехали в военный городок на Север. Александр Петрович офицер у меня, скитались с ним по великой стране. Ребенку нужно было сделать прививку в ближайшем медпункте. От гриппа, что ли. Не помню уже. Заходим мы с моим малышом к доктору. Я вижу только кучерявый темно-русый затылок и широкую спину в белом халате. Он стоял спиной к входной двери. Поздоровалась. Доктор обернулся. И все. Как будто жизнь остановилась. Вы понимаете меня, Инга?
– Да, – солгала Артемьева. В действительности она не понимала, о чем говорит старушка. Ей в жизни не приходилось испытывать ничего подобного. Роман с Артемьевым прорастал из крошечного зерна, и она наблюдала, как оно постепенно превращалось в большой колос. У нее было время на понимание того, что происходит. А тут совершенно другая история. Екатерина Сергеевна говорила о чувстве, которое буквально оглушило ее, застало врасплох – это не зернышко, а целый мешок зерна, подаренный судьбой вот так сразу, без возможности что-то понять, оценить, проанализировать…
