— Со мной все в порядке, — проговорил он, так же по-французски.
— Но, товарищ, мне показалось, что я видела, как в тебя угодила пуля. Она ударила в вашу грудь.
Майкл показал ей, что на груди нет следов от выстрела. Тот хоть и был рваным, но скорее от времени, чем от пуль.
— Нет мадмуазель, вы ошибаетесь.
— Тогда пойдемте смотреть казнь Людовика, — предложила она.
Вдвоем они двинулись к центру Парижа. Вместе с ними шли такие же оборванцы, как и он. Все кричали: "Долой короля, Да здравствует революция!".
Грязные и вонючие улицы города. Восставшие, чуть было не угодили под вылитые помой. Кто это попытался сделать, сторонники короля или такие же нищие, как и они осталось тайной. И чем ближе к центру приближалась толпа, тем чаще улица стала приобретать ухоженный вид. Появились только что покрашенные здания. И вскоре с криками "Да здравствует революция!" они вышли на площадь, прямо, посреди которой возвышалось странное и одновременно пугающее изобретения доктора Жозефа Игнаса Гильотена (29).
— Гильотина лучшее средство, от головной боли, — пошутил Майкл, оглядывая толпу.
На его высказывания никто ни обратил внимание.
— Короля, короля ведут, — раздалось над площадью.
Действительно, к гильотине вели короля. Он не спеша брел с опущенной головой, глядя под ноги, и понимая, что истекают последние мгновения его жизни. На нем сейчас был порванный по швам старый голубой камзол, на голове перекошенный набок белый напудренный парик. Он на секунду остановился, и Майклу показалось, что тот искал глазами кого-то в толпе. Солдат толкнул его в спину. Парик слетел, обнажая лысую голову. Король хотел было нагнуться, но тут, же получил второй удар по спине. Плюнул в сердцах и взошел на эшафот. И в этот момент король поднял голову и посмотрел в ту сторону, где стоял Роберс. Майкл ахнул от удивления, как и тогда, в том сне, где ему снилась казнь Иисуса, на него вновь смотрел он сам.
Король, прежде чем опуститься на колени, перекрестился.
— Именем революции, вы приговариваетесь к смерти, — проговорил палач, знакомым Майклу голосом.
Велел Людовику просунуть голову в отверстие. Когда король выполнил его приказ, палач легким движением руки привел машину в движение.
Голова медленно упала на землю и покатилась к ногам Майкла. Палач сдернул красный балахон. И Роберс вновь ахнул. На него вновь смотрел он сам.
Он вновь падал.
Но когда пришел в себя, понял, что вновь стоит на площади, но уже не в Париже.
Холодный, ледяной декабрьский воздух, что дул с реки. Окружающие площадь здания были ему очень хорошо знакомы, и хотя Майкл ни разу не был здесь, он понял, что видел их на картинах Молодцова. Россия, Санкт-Петербург, — понял Роберс.
