— Напрасно все-таки строим здесь ферму, — сказал Алтынов. — Переселить бы вас в Кузьминское, да Низовцев все…
— Ферму зря строим, я согласен, — подтвердил Грошев, — но нас, стариков, Иван Ильич, зачем в Кузьминское тащить — один голый убыток, а молодежь без вашего содействия в город уйдет. Оставьте Малиновку в покое, сделайте у нас ферму откорма крупного рогатого скота. Мы при деле, и вам канителиться не надо.
Однако мне пора к косцам, ты, может, отдохнешь? — поднимаясь, заключил он.
— Пойду на стройку, — сказал Алтынов, хотя знал, что там нечего делать.
За околицей оглянулся: нахохлилась под тяжелой шиферной крышей изба Прасковьи Антоновой, у нескольких дворов крыши просели — хозяева живут в городе, а на родине берегут на всякий случай свое гнездо, и только дом Грошева, главенствуя, гордясь красным высоким цоколем, веселил глаз.
— Да, — промолвил Алтынов, входя в густеющие овсы, — разоряются выселки. А ведь когда колхоз был, тленом не пахло.
Алтынов прикинул. В партийной организации порядком было коммунистов, много начальства. К председателю Грошеву не всякий сразу и попадет: сколько у него этих помощников, в тогдашней конторе — теперешней сторожке — от столов теснота. Завхоз, полевод, заведующий фермами, два бригадира полеводческих бригад, бухгалтер, счетовод, учетчик, кладовщик, фуражир… У них семьи были — жены, дети. Присоединили Малиновку к Нагорному, сколько люду схлынуло: коль походил в больших или малых чинах, идти в поле с вилами неохота и вроде стыдно — к руководящей должности скоро привыкают, а отвыкнуть от нее трудновато бывает. Низовцев намекает, что Грошев-де не тянет на комплексной бригаде; легко сказать: не тянет, а кем заменишь? Доярку и то не сыщешь…
В сторожке Алтынов прошел к телефону с намерением поговорить с предриком насчет будущего Малиновки, но дед Макар предупредил:
— Не калякает. Опять где-нибудь порыв. У них так, расшиби их в тыщу.
Алтынов устало сел. Было сонно, лишь тревожно жужжала и тыкалась в стекло оса. Макар растворил окно.
— Лети и больше не лезь, куда не просят.
— Не закрывай, — попросил Алтынов, чувствуя, как меркнет духота в сторожке. — Ты как, если я здесь заночую, найдешь что постелить?
— В сенцах постель на сене улажу.
— Ладно. Ах, тишина какая!
Дед Макар понял по-своему:
— Кирпича нету, цементу нету, железа нету. Вот и тишина.
— Что-то душно, отец.
Вышел наружу, сел на берегу пруда под ветлу, долго сидел, глядя в тихую воду, хотя какая она тихая: в ней сновали, плавали вверх и вниз клопы, водолюбы, плавунцы, однажды высунул голову тритон, но, вероятно испугавшись Алтынова, вильнул хвостом и ушел в глубину. «Каждый свое справляет, — размышлял Алтынов про водяных жуков и клопов, — им легче: делай то, что природой тебе предназначено, а вот ты знаешь, что тебе делать, но не знаешь как».
