Мужики взглядами проводили машины и потянулись за куревом.
— Да, — произнес Егор Самылин, сорокалетний мужик с румяным нагловатым лицом. — Сильны дворы строят. Скоро под крыши подведут.
— Не спеши, — предупредила Анна. — Кирпич кончается, слышь, председатель в область уехал кирпич выпрашивать, выпросит или нет. И цементу нехватка.
— Построят, — зевнул Грошев. — Не выспался нынче.
— С девками под окошком на бревнах просидел? — посмеялась Прасковья.
— Сидел когда-то, да не помнит, — съязвила Анна.
Грошев как не слышал их:
— Построят, только вот что: ежели подсчитать, мы все тут, а нахлынет сенокос, караул кричи — баб с постройки надо снимать, а как каменщикам без подсобниц быть? Ума не приложу, кто работать в тех дворах будет.
— Так и некому? — возразил Егор Самылин. — Бабы на пенсию уйдут, Манька с подружками останется. Я так мыслю: на тех дворах все на кнопках будет. Пошлют Маньку на курсы, там ее подучат, как на эти кнопки нажимать, нажмет кнопку, и сено в кормушки — раз! Маньке все видно, потому как перед ней устройство вроде телевизора.
— Хватит, балалайка, — оговорил его Грошев. — Сам знаешь, что вздор несешь. Нажал кнопку — ишь придумал! И охота тебе пустяки молоть.
— Егорушка-душенька, — подхватила Анна Кошкина, — с брехни брюшенько заболит, пожалей его. Никакой Маньки не будет, поверь мне, осенью ее увезет городской шоферишко.
— Вся надежда на вас, бабы; молодежь — нынче есть, завтра нет, — подытожил Грошев.
Из сторожки выметнулся длинный тощий старик, трижды взмахнул руками и скрестил их на груди.
— Грошев, тебя начальство к телефону зовет, — догадался Егор. — Старик ноги и голос бережет — сигнализацию придумал, а вы в технику не верите, консерваторы!
— Хватит зубоскалить — время за дело браться, ненароком кто из Кузьминского нагрянет, вон звонят, — и Грошев сердито зашаркал к сторожке подшитыми валенками.
Егор украдкой шепнул Прасковье:
— Нынче приду.
Прасковья опасливо покосилась: «Нет, с ним надо кончать, хватит — почудила: пятый десяток идет», — и с притворной усмешкой нарочно громко сказала:
— Егор, ты не к своему огороду свернул.
Анна Кошкина мигом отозвалась:
— Егорушка, глазки на сторону пялишь? Не забывайся, у тебя детишек полна горенка.
Лицо Егора расплылось в нахальной улыбке. Он кивнул на мужа Анны — Трофима, что стоял в стороне.
— Мы вон с Трофимом менка сделаем: ты пойдешь ко мне, моя Санька к Трофиму. Она охать, он молчать — вот им весело будет. Трофим, ты мне в придачу дашь годовалого теленка: твоя баба старей моей. По рукам, что ль? Ха-ха.
