Селифона обступили.
— Эк, бес кудлатый, выкомаривает! — пробасила Мирониха.
— Загадывай, согласны! — закричала большеногая Фрося.
Все знали, что обутки Фросе шили на одну колодку с ее отцом — огромным и тучным Амосом. Единственная дочка уставщика, слыла она самой богатой невестой в Черновушке, но за веснушчатое, исклеванное оспой лицо и великаньи ноги поповна «засиделась» на «вековушном шестке».
Селифон Адуев, которого она преследовала неотступно, бегал от Фроси как от чумы.
— Обманет — задаром перецелует, — громче всех надрывалась Фрося.
— Загадывай! — кричали кругом.
— Ну, уговор дороже денег. Смотри же! — Селифон скороговоркой произнес: — Не зверь, а кусается, не собака, а лает, не кобыла, а ржет, травы не ест, а спит, хвостом накрывшись, и если рот разинет, а голову подымет — насквозь дыра…
— Да будь ты трою-трижды на семи соборах проклятый!.. Что только и выдумает, длинноспинный! — засмеялась Виринея.
— Насквозь!.. Ой, не могу… Рот разинет… — хохотала Фроська-поповна.
— Ой, кого-то щелкать в лоб будут! Чует мое сердценько, будут! — тряслась от смеха Виринея.
— Девоньки! Я отгадала! Убей бог, отгадала! — заспешила Фрося, на побледневшем от волнения лице ее отчетливо проступили веснушки.
В избе снова все смолкло.
— Эк прытка девка! Поцеловаться с парнем захотела, видно, до невозможности, — сказала солдатка Аграфена Татурова.
— Сказывай, коли отгадала. Но смотри… — грубо произнес Селифон, нахмурясь своим мыслям: «Не пришла! Эк супротивна!»
— Подзорная труба это! — выпалила Фрося.
— Держи ее! — закричал Селифон, покрывая смех парней и визг девушек.
Ребята ухватили Фросю и выволокли на середину избы.
— Молись богу! — приказал Селифон.
Зардевшаяся счастливым румянцем Фрося с готовностью протянула губы:
— Цалуй, что ли.
Селифон схватил поповну в охапку, поднял и прижал к губам.
На пороге избы, запыхавшаяся и бледная, не закрыв за собой дверь, стояла Марина.
— Да красавица ты моя писаная, да Маринушка, да эк побледнела-то! — подкатилась к Марине хозяйка. — Снимай-ка шубейку-то да проходи! Дурят давно уж…
Все силы души Марины были напряжены, чтоб не показать окружающим волнения, охватившего ее.
— Насилу убежала… Вот увязалась за мной собака, черная, лохматая, — раздеваясь и поправляя волосы, сказала Марина.
— Что же это на вас седни? А за Селифоном черт гнался, тоже бумага бумагой сделался, как зашел, — хитро улыбнулась догадливая Виринея, отлично знавшая все сердечные тайны черновушанской молодежи.
