С лица Тишки струился горячий пот.
— Зипун скину, загорелся…
Селифон пригрозил Тишке кулаком.
Курносенок хватал на бегу снег. Подъем пошел круче.
Тишка хрипел, как запаленный конь.
— Отдохнем, ради бога… Упаду!
Селифон остановился и стал слушать. Лай собаки раздался справа.
— Обходят… напересек кинулись!
Адуев взял влево. Вершина казалась недосягаемой.
Кедрач редел. Все чаще попадались широкие прогалы, близкие к гребню отдельные скалы.
«На открытом захватят — перебьют из винтовок».
Деревья становились приземистее, сучковатее. У стоящей на отлете скалы Селифон увидел «его» и замер, как замирает зверь, неожиданно столкнувшийся с охотником.
Припав на колено, алтаец нащупывал стволом винтовки «зверя». Адуев дернулся всем корпусом вправо.
Боли не было, почувствовал только ожог в плечо, выше косточки.
— Стреляет, дьявол!
Селифон с усилием поднял винтовку. Суровый черноусый алтаец взглядывал исподлобья на русского охотника и, стоя на коленях, проворно заколачивал в ствол шомполом пулю. Лицо алтайца было хорошо видно Селифону. Вдоль левой щеки его пролег глубокий шрам.
«Лошадь ударила, должно быть», — невольно отметил Селифон.
Винтовка ходила в его руках. Из всех сил старался он задержать дыхание и вел мушкой вдоль ненавистного шрама. Увидев на прорези прицела стиснутые зубы, нажал на спуск.
Из-за выступа скалы выскочила собака и с визгом и лаем метнулась вниз по увалу. Селифона охватило пьянящее чувство опасности, азарт боя. Он решил:
«Будь что будет, но не отдавать пушнины!»
— Винтовку давай, мою заряди! — крикнул он Тишке. — Айда в камни! Отбиваться будем!
На бегу они оглянулись: у кедра бился человек, взметывая руками и ногами пушистый снег.
Когда Селифон взобрался на первую скалистую грядку, внизу, у темной кромки кедровника, заметил он собак и две человеческие фигуры в длинных шубах. Алтайцы-охотники опасливо выглядывали из-за деревьев.
— Хватайся за винтовку! — крикнул он обессилевшему Тишке. — Алтай сзади!
Тишка упал в снег. Алтаец выстрелил. Пуля взвихрила внизу сугроб.
— Недоплюнул! — обрадованно крикнул Курносенок.
Подъем на гребень был опасен и крут. Лыжи поминутно сползали вниз. В торопливом беге, в страхе от возможной гибели под снежной лавиной, Селифон забыл об убитом алтайце. Но только лишь сели они передохнуть, фигура бившегося человека опять появилась в глазах.
«Лет тридцати, не больше, черноусый… со шрамом. А может, ранил только?..»
— Да ведь и он меня ранил, — сказал Селифон вслух и вспомнил про саднившее плечо.
