ЧерноLove (сборник) | страница 9



Сейчас он в доме главный. Какой велосипед ему недавно подарили!
– А у моей мамулечки детей уже не будет…
Теперь вместо меня у них красивая собака,
А чем я хуже?
Странные они, наверно, люди…
Но видел я, как мамочка однажды ночью плакала.
– Смотрите, у нас новенький ревет, как все вначале!
Ну что ты? Тише, миленький! Не принятый землею!
– Забудешь, успокоишься!
– Меня на части рвали! Ах! Больно-то как, Господи!!!
– Мы все прошли такое! Нас всех когда-то предали, зарыв любовь в могилу!
За то, что мы не вовремя… случайно, да не в строчку…
Неужто на земле для нас местечка б не хватило?
Глотка водицы, солнышка да хлебушка кусочек!!!

Венгеровский плакал. Его слезы крупными зернами растекались по щекам и падали на плечи. Он молчал и горько плакал, содрогаясь всем телом. Швы на огромном разрезе шевелились и страшно болели, но он не чувствовал эту боль, у него сильнее болела Душа! Слезы текли, как из пробитого ржавого крана, первый раз за столько лет! А в это время тридцать девять голубей сидели на подоконнике, обнявшись друг с другом, и внимательно глядели на Венгеровского из-за двойного стекла. Они смотрели на него с любопытством ребенка, которому впервые в жизни удалось увидеть живого папу. Док тихо вышел из палаты и прикрыл за собой дверь. На тумбочке лежала стопка писем, запечатанная какой-то красивой красной печатью. На каждом конверте было написано два слова «Моему папочке». Кран в умывальнике снова стал капать, а секундная стрелка на красивых часах почему-то медленно пошла назад, вопреки всем законам часовых механизмов.

Через четыре месяца, разговор двух женщин в супермаркете:

– Ты слышала? Наш олигарх Венгеровский вообще после больницы с ума сошел! Перевел деньги на сиротский дом, на дом малютки, в наш роддом и усыновил целый детский сад! Вообще крыша поехала. Его новая фифа рвет и мечет… Ха-ха-ха! Так ей сучке и надо!

ЧерноLove

Ульрих Ван дер Бюве сидел за массивным столом и курил толстенную кубинскую сигару «Коиба Соломон» класса «Джульетта», с обязательным вкусом небес. Он смотрел на чернильный египетский прибор с таинственными и нечитаемыми глазами Осириса и думал о единственном своем наследнике, племяннике Нильсе. Глава ювелирного и часового клана так делал всегда, замерев с сигарой в руке и погружаясь в размышления о жизни и правильно воспитанных людях, решающих в жизни семьи все насущные вопросы. Наконец, придя к согласию в собственной голове, он нажал на кнопку и вызвал секретаря по особым поручениям Алана Ги.