По городу возили его, разумеется, с крепко-на-крепко закутанной головой, чтобы он ничего не видел и не слышал.
И он также рассказал на другой день Урусу, что видел девушку или женщину, богато одетую, с русыми волосами, которая называла себя Мариной, дочерью Мнишка.
Потом про это же самое Урусов родственник рассказал и самому царику. А тот, недолго думая, велел его заковать в колодки и посадить в подвал на цепь.
Там он, этот Урусов родственник, и умер очень скоро неизвестно от чего.
Даже к самому Урусу царик стал относиться совсем иначе, чем до сих пор относился. Но это с него понемногу сошло, и он снова приблизил к себе Уруса.
Но иногда ему становилось жутко наедине с Урусом.
Урус, должно быть, не верил, что его родственник умер своей смертью, и когда эта мысль приходила ему в голову, он не мог ее спрятать от царика: она горела в его глазах совсем волчьей злобой, как красный уголь. И царику в эту минуту было не по себе, и он думал, что и с Урусом нужно сделать то же самое, что он сделал с его родственником.
Ночью на цариков двор прибежала женщина в одном только платке, накинутом на плечи, и в теплых валеных сапогах.
Она стала кричать дворянам и татарам, сторожившим двор, что ей необходимо видеть царицу.
Ее хотели допросить, но она выпрямилась и заявила твердо, что у неё есть дело только до царицы, и никому другому она не скажет того, с чем пришла.
Она била себя кулаком в грудь и кричала хрипло и исступленно, чтобы ее проводили к царице сейчас же, так как время не терпит и может случиться большое несчастье.
Марину разбудили.
Женщина упала перед ней на колени.
— Говори! — сказала Марина.
Она стала выкрикивать так же исступлено, как перед охранявшими двор татарами и дворянами:
— Не подходите ко мне близко: я проклятая!.. Я знаете с кем живу? С Молчановым. Он меня увез от отца… Он колдун…
Она почти задыхалась.
— Он сейчас мне сам признался.
Она перевела дух, провела по мокрому потному лбу ладонью и слабо замахала рукой, согнув руку в локте, прижав ее к боку и шевеля только кистью.
Тихо она сказала:
— Подождите, я сейчас.
И продолжала теперь уже более спокойно:
— Он заколдовал одну девку так, что она верит, что она — вы.
Тут она протянула руку вперед и указала на Марину.
— Он говорит, что вы самозванка, а она дочь ясновельможного пана Мнишка. И это казаков возил к ней он и ее им показывал.
Марина закусила губу.
— Почему же ты этого не сказала раньше?
— О, раньше… — произнесла она, и что-то радостное и вместе скорбное блестело в её глазах.
