И Капут вертел только головой туда и сюда, прикладывал к уху ладони, чтобы лучше слышать, и говорил:
— А?
Но уж ему кричали из другого угла, с другой стороны, и он, оставив того, кто к нему только-что обращался, поворачивался направо или налево, или назад.
Наконец, Капут крикнул:
— Стойте! Разве я могу говорить сразу всем? Пусть говорить один кто-нибудь.
Шум голосов, наполнявший баню, понемногу стих.
Ну? — сказал Капут, обращаясь к тому, кто был к нему поближе. — Ты что?
— Я-то? Я-то вот что.
— Ну?
— Это ты, значить, от нашего пана?
— Что от пана?
— А насчет этого?
— Чего?
— А насчет Марининой кисы, что у нея под кроватью? Гм;… Это он тебе говорил?
Капут, опустив голову, чесал у себя в затылке, стараясь припомнить, что такое он говорил о кисе. Но он не мог припомнить.
— Какая киса? — сказал он, подняв голову.
— Сам же ты говорил, — крикнул другой запорожец, что у Марины всегда лежит киса с золотом, а на конюшне конь стоить.
— А! — воскликнул Капут, вспомнив, что об этом он действительно сказал что-то. — Ну?
— Значить, он этого хочет?
— Что это?
— Ограбить?
Капут весь побагровел, отдул щеки и крикнул, выкатив глаза:
— Дурак! Разве я это говорил? Разве это грабеж? Это— политика.
— Ну, политика. Я знаю, что ты ученый человек.
Он хотел сказать еще что-то, но Капут закричал опять:
— Разве такие люди грабят? А надо выгнать их отсюда из Калуги: и татар, и ихнего свинаря, и свинареву бабу.
— Ой ли!
— Что ой ли?
— А ты считал, сколько их?
— А мы разве одни тут! Ты-то тоже считал ли казаков?
— Да те пойдут ли?
— Узнают, где настоящая царица с мужем, так пойдут. Они и так… Думаешь, им сладко?
— Погоди, опять тебя спрашиваю: ты это с паном говорил?
Капут на этот вопрос не ответил прямо.
Он только сказал:
— Он все Знает.
— Кто?
— А наш пан. Эге… Он только молчит. Кабы я не дал клятву. Гм… разве я могу все рассказывать, когда я дал клятву?
— А ты давал клятву?
— Еге.
Помолчав немного, запорожец спросил:
— Как же это все будет?
— А уж он знает, как.
И Капут вдруг присел на корточки и с таинственным и хитрым выражением в лице и в глазах, которые он широко раскрыл, проговорил тихо, приложив указательный палец к кончику носа:
— Я даже, знаете, что думаю?
Он глядел теперь не на того запорожца, с которым разговаривал, а на всех сразу, переводя глаза с одного на другого.
— Знаете, я что думаю?
На минуту он умолк и потом еще тише закончил:
— Я думаю, что он и есть Дмитрий царевич? А?
И глаза его опят скользнули по лицам запорожцев.
