Чернокнижник Молчанов | страница 125

Он вынул саблю и поехал шагом, внимательно оглядывая дорогу.

Смутно сквозь ночной сумрак различал он колеи на дороге и следы лошадиных копыт, белевшие от набравшейся в них и замерзшей воды.

Кругом было тихо. Только в овраге, по берегу которого шла дорога, под снегом журчала вода.

Вдруг конь вздрогнул… Ему почудилось, что впереди его фыркнула лошадь…

Пан Грач остановил лошадь, поднялся немного на стременах и заглянул через голову лошади.

Перед ним смутно обрисовалась темная фигура всадника.

— Бей! — раздалось в темноте в тот же момент.

С боку пана, около оврага, совсем близко вспыхнул маленький огонек.

Пан почувствовал, как лошадь вздрогнула под ним всем телом и зашаталась. Он быстро соскочил с седла, и сейчас же лошадь, точно ждала этого, рухнула, убитая наповал.

Кто-то схватил пана за обе руки около локтя сзади. Он хотел сопротивляться, но пальцы, сжимавшие его руки, казалось, врезались ему в тело.

И, почувствовав вдруг прилив негодования, он воскликнул:

— Трусы! Вы нападаете сзади, врасплох!.. Бейте, коли так!..

Но его не убили.

Ему скрутили руки веревкой и повели…

Один разбойник шел с ним рядом, другой ехал впереди.

Пан слышал, как фыркала его лошадь, встряхивая гривой, как хрустел тонкий лед под копытами.

Его привели в темную келью. Тут было совсем темно, и пану показалось, что за ним вошло несколько человек… Вся келейка наполнилась шумом шагов, звяканьем шпор, лязганьем сабель…

— Зажги огонь! — крикнул разбойник.

О кремень застучало огниво… Посыпались огненные брызги, освещая то пальцы с зажатым в них то край рукава.

Потом затлел трут. Пан видел склоненное над трутом усатое лицо и слышал, как разбойник дул на трут, а когда вспыхнул огонь, пан увидел у стены большое мраморное распятие и около — двух разбойников.

— Омелько! — воскликнул он.

Краска бросилась ему в лицо, маленькие, круглые глаза засверкали. Он повел плечами, потянул правую руку, стараясь высвободить ее; но руки его были связаны крепко.

Когда-то Омелько ходил с паном Грачом и другими панами в славном войске запорожском в Польшу, в Крым. Потом Омелько отстал от товарищей, передался полякам, но не ужился и с поляками и сделался разбойником.

Пан Грач знал, что на душе у него столько убийств, что вряд ли и сам Омелько помнил их все.

Омелько молча вынул пистолет из-за пояса, молча взвел курок.

— Я не отпущу тебя, — сказал он, — пока ты не дашь писульки, чтобы твоя экономка выдала мне сто золотых, и пока мой хлопец не привезет их сюда…