Томин. Судишь по себе, Василек, без учета среды. Там господствуют два девиза: «На свалке всё есть» и «Кто ищет, тот всегда найдет!» Сказания о кладах передаются из уст в уста, и им принято свято верить. Так что легенда была беспроигрышной! А подвела твоя брошка... Точно говорю.
Василий(вертя брошку). Странно...
Томин. Главное — обидно. Меня наводят на нужного человека, он уже лезет за деньгами, и вдруг вижу — узнал ее и сразу корчит оскорбленную невинность и коленкой пониже спины... Пошли, распишемся, что я ее вернул, но запомни: на тебя вот такой зуб!
Уходят.
Кабинет Знаменского. Продолжается допрос Воронцова.
Воронцов. Должен кто-нибудь заведовать и свалкой, Пал Палыч.
Знаменский. Но почему именно вы? Говорят, были одаренным певцом, подавали надежды... Мрачный финал.
Воронцов. Вы интересовались моим прошлым. Наводили справки.
Знаменский. Даже приглашая в гости, о новом человеке стараются узнать побольше, а я приглашаю на допрос. В этом доме инкогнито соблюсти трудно... Итак, почему?
Воронцов. Простенькое словечко. А сколько за ним стоит! Целая загубленная жизнь... Вы касаетесь глубокой раны, Пал Палыч. Если бы не ваши добрые, умные глаза и необъяснимая уверенность, что вы сможете понять...
Знаменский. Попытаюсь.
Воронцов. Был молод и красив. Пел так, что зал сходил с ума. И, между прочим, без микрофона во рту, как нынешние! Жизнь рисовалась сплошным триумфом... Но искусство — нескончаемый труд. А я женолюбив и жаден до удовольствий. Были поклонницы, были деньги, но хотелось все больше... Начались левые концерты, — изредка, потом чаще. Стал чем-то вроде антрепренера, сколачивал труппу, организовывал гастроли, даже конферировал немножко. Словом, зарвался... И вот — суд, скандал, несмываемое пятно на имени. Три года за решеткой... Вышел — кто не здоровается, кто сочувствует с гаденьким любопытством во взоре. Все рухнуло. Встречи со старыми друзьями резали ножом...
Знаменский. И вы не пытались вернуться на сцену?
Воронцов. Пытался, Пал Палыч. Но прежние завистники получили козырного туза в руки! Меня третировали, как могли. Где было петь? В киношке перед сеансом? Какая-нибудь давняя знакомая вдруг кидалась к эстраде с истерическим воплем: «Боже, это Евгений Воронцов!»... Опустим жестокие подробности, дорогой Пал Палыч. Я — на свалке, этим все сказано. В конце концов, мог просто спиться и умереть под забором. Но выстоял... И глубоко-глубоко еще доживает в смертных муках артист!..
