– А кто он у нее?
– В спецназе служит, крутой коммандос.
– Во, блин! Не повезло мужику, – вздохнул напарник, – как в сказке: «В том гробу твоя невеста…»
– Да… и Савельич теперь втык получит, что бабу в ночное пустил. Слушай, а где Галкин-то? Они ведь вдвоем заступали?
– А хрен его знает… Стремается где-то, теперь всех затаскают…
Разгильдяй Галкин тоже был вроде сосланного «декабриста», его отправили в музей подальше от начальственных взоров.
На работу стали собираться сотрудники музея. Узнав о происшествии, они отходили в скверик перед музеем и там, у памятника купцу-основателю, сливались в сплоченный рой, и всякого пришедшего на работу краеведа встречали будоражащей новостью.
Бесшумно подъехала черная блестящая иномарка. Из нее вышла Суса – Сусанна Самуиловна, главный научный сотрудник и одновременно директриса музея. Она двигалась с легким шелестом, как траурная змейка. В черных зеркальцах очков плясало черное солнце, оно отражалось даже в агатовых чешуйках маникюра. Удивленно озираясь на притихших сотрудников, она попыталась пройти сквозь кордон из бойцов, но ее не пустили. Обиженная Суса стала набирать номера по мобильнику.
Колодяжный явился на работу позже всех и уже под хмельком, хотя хмель был еще вчерашний, а скорее всегдашний, накрепко осевший в стариковском организме, вместе с осколком, полученным у Бранденбургских ворот. Пошатываясь, Колодяжный бродил между коллег и, приложив к губам смуглый морщинистый палец, повторял:
– Т-с-с! Охота уже объявлена.
Вскоре «Краюха» была оцеплена двойным кольцом, и суточный наряд остался дежурить у дверей, как почетная вахта. Единственный, чья участь пока оставалась неизвестной, был сержант Галкин. По официальной версии он покинул пост вместе с оружием и боеприпасами: пистолетом Макарова с запасной обоймой и легким автоматом «Кипарис».
К дому Галкина был направлен ОМОН. Следом за отрядом «яйцеголовых» подъехал Савельич, точнее начальник отдела вневедомственной охраны Сергей Савельич Жуков.
Савельич обвел глазами тусклые окошки с выцветшими занавесками. Приземистые пятиэтажки на окраине города тонули в зелени, в сонном дворике шуршал метлой дворник, скрипели качели, но покой был обманчивым, как перед выстрелом, когда тишина звенит натянутой струной, готовая вот-вот лопнуть.
Так оно и случилось. Едва Савельич выпрыгнул из уазика и привычно отряхнул брюки, как что-то свистнуло и мягко шмякнуло в траве, как переспелая слива, и сразу чиркнуло по асфальту, выбив искры – стреляли с чердака.
