Достаточно, чтобы к управлению во вражеской стране пришла кучка глупцов и горлопанов, которые начнут создавать определённые правила и законы. Дальше останется подождать всего несколько поколений… Что для этого нужно сделать?
Дать молодёжи свободу удовлетворения бушующих гормонов взамен «устаревшей пустой болтовни их предков о какой-то морали».
Выставить незаметные барьеры между животным инстинктом и первой, ещё непонятной, тяге к духовности.
Втихаря протолкнуть закон, предлагающий свободу молодым людям с семнадцати или восемнадцати лет. Чтобы они жили отдельно от старших, делали то, чего жаждет тело, поступали так, как живёт повсеместно «образованная» толпа.
Взрослым вдалбливать, что так лучше, так современно, так правильно, так полезно. Вы своё дело сделали, идите, отдыхайте вдвоем. Всё-ё, Вы – свободны.
Дедушкам и бабушкам предлагать спокойствие и защиту от всех неудобств, связанных с детьми, в том числе – прекрасные дома престарелых.
Разрушить традицию «родовых гнезд», где живут вместе уставшие от гомона, но чувствующие свою нужность дедушки и бабушки, вечно занятые исправлениями детских проделок родители и отряд мелких индейцев, носящихся с улюлюканьем по всему дому.
Ввести негласную норму, что иметь более одного-двух детей несовременно…
Через пару десятков лет вырастет новое поколение, тусующееся под девизом: «Живи для себя! Все остальное – потом!»
Хронология жизни станет примерно следующей.
В двадцать лет:
– Семья? Какая семья? Вы что, вообще сдурели? Мне ещё жить да жить!
В тридцать лет:
– Что я вам плохого сделал? Зачем вы советуете создать семью? У нас свободные отношения, семья – это устаревшее понятие!
В сорок лет:
– Конечно, обязательно заведу семью и детишек сделаю, я об этом часто думаю, чуть ли не каждый год. Я в постоянном поиске, но где найти того, кого ищу? Попадаются какие-то, мягко говоря, странные люди…
В пятьдесят лет:
– Я совсем готов, но мне бы не старше двадцати с модельной внешностью. Почему не подойдут двадцатипятилетние? Вы что, они же старушки!
Если сознание народа постепенно трансформируется и на пьедестал ставится личное низменное удобство… Если основы жизни нации искусственно меняют на модные и желанные животной частью человека нормы…
То пространство, занимаемое этой веселящейся без оглядки публикой, быстро станет свободным. Они постепенно вступят в клуб медленных самоубийц.
Останутся облупленные плакаты на обочинах поросших травой автобанов:
«Тут обитали народы, которые на основе своего нафса создали государственный строй, не совместимый с продолжением рода».
