Тихон соорудил из сухостоин жаркую нодью, из снежных кирпичей - защитную стенку и лег рядом с Мироном. В тепле сон сморил обоих - благо нодья горит долго и жарко. Когда Тихон проснулся, его спутник был уже мертв…
К скиту Тихон подходил в поздних сумерках. В густом кедраче было темно, но над небольшими лоскутами пашен, укрытых осевшим крупнозернистым снегом, еще держался бледно-серый свет. У тропы, в незамерзающем роднике, как всегда, услужливо качался берестяной ковш. Пахнуло терпким дымом родных очагов. Между кедровых стволов проступили знакомые очертания скитских построек, над которыми, предвещая хорошую погоду, поднимался прямыми столбами дым.
Тихон прошел вдоль зубчатого частокола к воротам. Отодвинул потаенный засов. Собаки признали и голос не возвысили. Из молельного дома неслось красивое пение: “Аллилуйя! Аллилуйя! Слава тебе, Боже! Аминь!”. Взволнованный путник отворил дверь, но до того враз обессилел, что еле вволок ноги во внутрь.
Скитники тут же обступили исхудавшего, обтрепанного собрата:
- Остальные-то где?
- Бог прибрал, - едва прошептал Тихон и, словно стыдясь того, что вернулся живым, виновато опустил голову, перекосил плечи. В изнеможении опустившись на лавку, он коротко рассказал о постигших бедах.
- Господи, да за что же наказание нам такое?!
Все истово закрестились, ожидая, что скажет наставник.
- Сие недобрый знак. Не стоит нам боле в острог ходить, - заключил Маркел.
- И то правда, в остроге том одна нечисть, - поддержал Никодим.
Но нашлись среди братии и не согласные.
- Крот и тот на свет Божий выбирается, а мы все от мира хоронимся. Опостылела такая жизнь, - с жаром выпалил младший брат Филимона Лука.
Глава общины, всегда спокойный и чинный, вспыхнул от негодования. Он устремил на охальника взор, от которого тому вмиг стало жарко.
- Поразмысли, человече, что из твоих крамольных речей проистекает?! От истинного православия, от веры предков отойти возжелал? С нечистью спознаться надумал? Судьбу брата повторить хочешь?
Перепуганный Лука покаянно пал ниц.
- Прости, отец родной, бес попутал, прости Христа ради!
- В яму нечестивца! Для вразумления! Пусть остудится, грех свой замолит. В нашем скиту ереси сроду не бывало!
Праведник хотел еще что-то сказать, однако от сильного волнения запнулся, а, овладев собой, воскликнул:
- В том миру одна скверна!
Братия одобрительно загудела, закивала:
- Житие у нас, конечно, строгое, но иначе не можно. Одному послабу дай, другому - дак соблазнам уступят, про веру, про Бога забудут, а там и к диаволу пряма дорога. Не может быть прощения отступникам.
