К слову
Когда группу «Зодчие», в которой мне довелось трудиться, не выпускали на маршрут, мы с ребятами решили сделать «военным» первое отделение, специально для приемной комиссии, а уже во втором спеть все свои самые безобидные песни. Была выбрана композиция московских авторов Гроховского и Костюрина – «И жив солдат», заумная и скучная. Все сорок пять минут на заднем плане шла кинохроника, чтобы усилить воздействие, а музыка игралась под нее. Это сложно, ведь нельзя сдвигать темпы и делать паузы, потому что сразу пропадает «синхрон» с изображением. Так как вся композиция была предназначена исключительно для сдачи программы (никто ее исполнять в дальнейшем и не собирался), тексты учились кое-как. Но и читать с листа в данном случае не получалось – для кинохроники был нужен полумрак. Комиссия расселась по местам, включился проектор, и началась пытка. Мы по очереди выдвигались вперед, «вдохновенно» пели и «не менее вдохновенно» декламировали свои монологи. До поры до времени все шло хорошо, пока меня не «заклинило» – я напрочь забыл четыре речитативных куплета. Выхожу на передний план, меня освещают прожектором, сзади мелькают кадры разрушенной немецкой столицы, а у меня в голове только первая строка…
У профессионалов есть «железное» правило: «Забыл слова – говори, что хочешь, только не молчи!» Я, как истинный «профи», лихо выдаю то, что помню, ту самую первую строку: «И вот уж вышли мы к Берлину», соответственно дальше начинаю импровизировать: «Так вот он, вот он наш Берлин!» Понимаю, что не импровизируется, а продолжать надо! Ну, надо так надо, добавляю металла в голосе и продолжаю: «И все же вышли мы к Берлину! И вот он, вот он, наш Берлин!..»
Мысли встали колом, ни одной свежей идеи, а впереди еще три куплета. Делаю широкий жест левой рукой и торжественно продолжаю: «Конечно, вышли мы к Берлину! Ну, вот он, вот он, наш Берлин! Вот так и вышли мы к Берлину! Он вот он! Наш теперь Берлин!»
Подсказать мне никто не может, потому что коллеги свои-то слова едва запомнили, кинохроника идет, музыкальное сопровождение «подстегивает», прожектор освещает мое вдохновенное лицо – надо продолжать. Сжимаю правую руку в кулак, поднимаю вверх, добавляю патетики и выдаю: «Ведь все же вышли мы к Берлину! И вот он – наш теперь Берлин! Как только вышли мы к Берлину, так сразу нашим стал Берлин!..»
Ребята еле держатся. Если бы им в этом месте надо было петь, то наше выступление «накрылось бы медным тазом» – ведь нельзя петь и смеяться одновременно. Ну уж нет, думаю, не возьмешь! Русские не сдаются. И уже не говорю, а скорее утробно рычу: «Сегодня вышли мы к Берлину! Сегодня взяли мы Берлин! Мы вышли, в душу мать, к Берлину!! И взяли все-таки Берлин!!!»
