Подшофе | страница 22
Вернувшись в Америку, мы поселились в гостинице «Рузвельт» в Вашингтоне и навестили одну из наших матерей. Хлипкие однотипные гостиницы серийного производства вызывали у нас такое чувство, будто, живя в них, мы занимаемся профанацией – мы покинули клинкерные мостовые[27] и вязы Вашингтона с его разнородными качествами и продолжили путь на юг.
Путь до Калифорнии очень далек, к тому же по дороге приходилось поворачивать такое множество никелированных ручек, избегать стольких технических новинок, взывать к помощи такого количества кнопок – короче, встречалось так много непривычного и так много «Фреда Харви»,[28] что когда один из нас решил, будто у него аппендицит, мы сошли с поезда в Эль-Пасо. Захламленный мост с шумом переносит вас в Мексику, где рестораны украшены папиросной бумагой и можно купить контрабандную парфюмерию – после войны мы ни разу не видели мужчин с револьверами на бедрах и потому восхищались техасскими рейнджерами.
До Калифорнии мы добрались как раз к началу землетрясения. Погода была солнечная, а ночами туманная. На освещенной шпалере за окнами «Амбассадора» висели в тумане белые розы; в пятне аквамаринового света непрестанно выкрикивал нечто невразумительное неестественно большой попугай яркой расцветки – само собой, все принимали эти возгласы за непристойную брань; дисциплинированность калифорнийской флоры подчеркивали горшки с геранью. Мы воздали должное неброской, слегка отрешенной и старомодной красоте Дианы Мэннерс[29] и пообедали в «Пикфэре»,[30] где поразились тому, как энергично покоряет жизнь Мэри Пикфорд. Заботливый лимузин в удобное для жителей Калифорнии время доставил нас туда, где мы были глубоко тронуты хрупкостью Лиллиан Гиш,[31] слишком спешившей жить и питавшей слабость к оккультным наукам.
Оттуда мы направились в отель «Дюпон» в Уилмингтоне. Одна знакомая привела нас на чашку чая в отделанный красным деревом укромный уголок почти феодального поместья, где от серебряного чайного сервиза робко, словно извиняясь, отражался солнечный свет, были сдобные булочки четырех сортов, четыре абсолютно одинаковые дочери в одежде для верховой езды и хозяйка дома, слишком энергично оберегавшая очарование минувшей эпохи, чтобы разлучаться с детьми. Мы сняли большой старинный особняк на реке Делавэр. Квадратная форма комнат и размах колонн должны были действовать успокаивающе и придавать нам здравомыслия. Во дворе росли унылые конские каштаны и белая сосна, изогнувшаяся так же красиво, как на японском рисунке кисточкой.
