В могущество незнакомки поверили безоговорочно.
И столь же безоговорочно ринулись исполнять ее приказы.
Князья унеслись.
Всех любопытных окатывало волной тактичного негодования.
— Господа! Здесь нет ничего интересного! Пожалуйста, проявите такт и оставьте несчастную больную наедине с доктором!
Кричали это, кстати, те, кто больше всех толокся у дверей. Но в конце концов либо хороший тон. либо суровый взгляд Ларисы возымели действие: свидетели исчезли.
Лариса безо всякой брезгливости склонилась над умирающей женщиной, пальпировала живот, пощупала пульс.
— Жить будешь, дура ты этакая. — прошептала она. — Тебе повезло, что на меня нарвалась, а не на врачей.
Лариса в мгновение ока вскрыла один из своих чемоданов. Там, в потайном отделении, имелись полученные от фламенги “на всякий случай” желудочный зонд, шприцы и капсулы для гемодиализа, а также всякая попутная медикаментозная мелочь вроде атропина, новокаина, эуфиллина…
Когда добровольцы с клизмами, тазами и гигиеническими салфетками влетели в комнату, Лариса уже закончила основной этап антидотной терапии.
— Так, — строго сказала Лариса. — Неоперативно работаете. Если б я только и делала, что вас дожидалась, этой дамочке уже потребовались бы венки и эпитафии. Однако у меня для вас есть две новости. Первая — хорошая: будет жить ваша дамочка. Но комнату ей обеспечьте другую: с хорошей вентиляцией, стерильной постелью и чем-то вроде капельницы. Я буду рядом с ней дежурить и следить за показателями гемоглобинурии и наличия сопорозного состояния. А вторая новость — плохая: кому-то из вас, господа, придется провести в этой комнате, кхм-кхм, генеральную уборку.
…Хотя Лариса и “поставила на вид” окружающим, что они слишком медлительны в святом деле спасения человека, она все-таки была излишне строга (не говоря уж о том, что причиной ее строгости было желание скрыть свой почти истерический страх: раскроют, распознают, выгонят! Она не выполнит своего дела, это позор!)… Буквально за какие-то минуты уже притихшую и успокоенную обезболивающей инъекцией больную аккуратно обтерли душистой губкой, переодели в чистую фланелевую сорочку. Лариса при виде обнаженных телес травившейся дуры только поморщилась: когда женщина так распускает свой живот и наращивает такие складки на бедрах, ей действительно милосерднее умереть, а не страдать при ежедневном контакте с зеркалом! Затем женщину перенесли в уютную, стерильной чистоты спаленку, на кровать, сделанную по-старинному — с пологом. В спаленке был затоплен камин — небольшой, но тоже по виду старинный; на полу роль ковров играли щедро настеленные медвежьи и волчьи шкуры. К кровати придвинули обтянутое набивным шелком кресло и маленькую скамеечку для ног. Лариса поняла — это для нее как для врача и сиделки в одном лице. Значит, ее внезапный маскарад благополучно продолжается. “Tant mieux!
