— Тебе хорошо со мной? — серебряно-властно спросила женщина.
— Да, — прошептала Лариса.
— Ты не боишься меня?
— Нет.
Глаза из синего кварца чуть вспыхнули от света пролетевших комет.
— Почему?
— Я жажду тебя, — ответила Лариса и поняла, что плачет. И что все вокруг, и даже женщина, спокойно лежащая рядом, уже не сон.
— Не плачь. — Женщина нежно лизнула-поцеловала мокрые Ларисины щеки. — Луна изменила тебя и меня. И сейчас мы спустимся вниз — в каминный зал, где нам подадут лучшие вина и кушанья, достойные богинь. Ведь мы и есть богини. Хоть и падшие.
Лариса вскочила с кровати и почувствовала, что ее тело по-прежнему повинуется ей во всем. Только было что-то новое в этом теле. И это новое тихо напоминало о боли и незримом пламени. И это новое почему-то заставило Ларису застыдиться наготы.
— Не стесняйся, — словно прочла ее мысли женщина. — Во-первых, сейчас глухая ночь и нет лишних соглядатаев. А во-вторых, вот твоя одежда.
И Ларисе на руки легло платье — ласковое, обволакивающее и податливое, как океанский прибой. Цвет платья был черный с серебром.
— Одежды чисто серебряного цвета могу носить здесь только я, — улыбнулась женщина, — но, полагаю, тебя это не огорчит и не взволнует. Разве мы — обычные ?
“А разве — нет ?”
— Идем ужинать. — Женщина властно взяла Ларису за руку. — В моем жилище всегда подают только ужин.
Небольшая зала, куда женщина привела Ларису, была целиком облицована прохладно мерцающими плитами полированного обсидиана. Но эта мрачноватая роскошь не тревожила, а, как ни странно, успокаивала и обволакивала негой почти домашнего уюта. Возле изящного, отделенного матовым экраном камина уже был накрыт стол на две персоны. И все приборы, как мельком отметила Лариса, были из черненого серебра.
— Угощайся! — улыбнулась женщина и сама налила густо-черного вина в кубки Ларисе и себе. — Это фандагейро сорокапятилетней выдержки. Таким вином можно воскресить и убить. Ты воскреснешь. Пей! За твое воскресение! За твою жизнь!
Таинственное фандагейро на миг лишило Ларису дыхания, а потом словно заключило ее разум в оправу из алмазной крошки.
— Божественно! — искренне выдохнула Лариса. Лунная женщина лишь торжествующе улыбнулась.
В неверных бликах каминного пламени ее лицо было столь разным, сколь разны бывают серебро нательного креста и вороненая сталь засапожного ножа ночного убийцы.
Лариса отставила в сторону бокал. Странно, но после выпитого вина к ней возвращалась ее былая холодная и расчетливая трезвость.
