И никого.
Налет звена бгалийских «молний» оставил от базы только точку на карте генерала Кронди. Точку, которую нужно стереть, как несоответствующую действительности.
– И ты по-прежнему считаешь, что мы должны тут воевать? – спросил Тангейзер, остановившись и обводя взглядом ужасный дымящийся пейзаж. – Кто нас сюда звал?
– Заткнись! – коротко сказал Силва, и в глазах его горели отблески пламени, до сих пор уничтожающего то, что не было уничтожено при воздушной атаке.
– Слушаюсь, господин подкапитан, – бесцветным голосом не отчеканил, а пробормотал Тангейзер.
Горел, конечно, не синт военных построек, и не броня, и не бантин, которым заправляли танки, и не аккумуляторы тягачей – все это гореть просто не могло. Огонь добивал постройки детского лагеря, не рассчитанные на попадание снарядов, бомб и ракет. А еще тут не просто пахло, а разило гарью. И танкистов тошнило от запаха, которого им никогда раньше не приходилось ощущать – от запаха сожженной плоти…
– Так, – сглотнув застрявший в горле горький комок, произнес Дарий, – ты влево, я вправо, по дуге, забирая к штабу. Смотри внимательно.
Силва понимал, что эти поиски ни к чему не приведут – разве мог остаться тут кто-то живой? Но в их необходимости он не сомневался. Поиски выживших были нужны, чтобы потом не корить себя за то, что сделал не все, что мог сделать.
– Слушаюсь, господин подкапитан.
И почти в тот же момент сзади, у опушки леса, из которого вышли танкисты, раздался чей-то отрывистый голос:
– Стоять на месте! Ладони на затылок, локти развести и не двигаться!
Короткая очередь из скорострела, прошившая воздух над головами Дария и Тангейзера, сразу лишила их возможности перебирать варианты дальнейших действий. Оружия, чтобы оказать сопротивление, у них не было, а убежать не получилось бы: рельеф подвергшейся бомбардировке местности отнюдь не благоприятствовал такому занятию. Да и пуля все равно догонит.
– Выполняем, – тихонько процедил Дарий и первым поднял руки.
Тангейзер, чуть помедлив, последовал его примеру.
– Повернуться на сто восемьдесят, медленно! – продолжал командовать тот же властный сипловатый голос. – Руки на затылке! При любом лишнем движении будем стрелять!
Танкисты подчинились и этой команде и оказались лицом к тем, кто находился метрах в тридцати от них. А там стояли пятеро вооруженных скорострелами мужчин. В сумерках их фигуры почти сливались с темной стеной деревьев, но все-таки можно было различить, что трое из них одеты в полевую форму сухопутных войск. А форма эта состояла из хамелеонного комбинезона, шлема и берцев. Откинутые прозрачные щитки шлемов козырьками нависали над лицами. Четвертый – высокий, но узкоплечий – был без шлема, и его длинные волосы никак не соответствовали армейским порядкам. Впрочем, и военную форму ему заменяло нечто облегающее, похожее то ли на спортивный костюм, то ли на облачение дайвера. Одежда же пятого состояла из чего-то вроде нагрудника и юбки до колен. Правда, обувью ему тоже служили берцы, а вот шлем заменяла маленькая круглая шапочка на обритой, вероятно, голове. Похоже, он был из автохтонов. Но все эти детали не имели сейчас для флоризейских танкистов ни малейшего значения. Главное – мужчины, несомненно, относились к повстанцам. Ни Дарий, ни Тангейзер не знали, попадал ли кто-нибудь из союзовцев в плен к сепаратистам, и вообще – существовало ли для восставших бгалийцев такое понятие, как «пленные союзовцы».
