— Кто ж еще? — буркнул Серебров.
— Меня в расчет не берете? — простодушно спросил тот и развел руками: мол, не сочтите за выскочку, но все же как смолчать, если вопреки справедливости не берут в расчет. — Тогда позвольте для начала представиться. Виктор Сергеевич Милосадов. Новый директор библиотеки.
Катя Зонтикова вскочила, уронив стул. Прежде она просто молчала, а теперь, судя по всему, онемела.
— Вы? — недоверчиво спросил Петя. — Вести поэтический семинар вместо Калабарова?
Между прочим, меня не покидало ощущение, что этот явившийся минуту назад и понятия не имел ни о каком семинаре, но так ловко построил разговор, что простодушный Петя с первых фраз самую суть ему и выложил.
— Почему же нет? — смеясь, Милосадов развел руками. — Я и в Департаменте этот вопрос поднимал. Пусть противники наши отнекиваются. Нет таких высот, которые не покорили бы… как там дальше? — спросил он, глядя на Петю с заинтересованным прищуром.
— Не знаю, — недоуменно ответил тот. — Подождите, какие противники? Вы ЛитО Раскопаева имеете в виду?
— Минуточку, — остановил его Милосадов. — Вот давайте соберемся, тогда и ответим на все насущные вопросы.
И он дружески похлопал собеседника по плечу: с одной стороны, явно выражая свою приязнь, с другой — показывая, что Милосадов человек занятой и до вечера торчать в дверях не собирается.
— Тогда давайте по вторникам, как раньше, — просительно сказал Петя.
— По вторникам? — Виктор Сергеевич озабоченно задумался, но тут же махнул рукой, идя на уступку: — Ну что с вами делать… По вторникам так по вторникам.
Петя просветлел.
— А вот Юрий Петрович перед каникулами говорил, что в новом сезоне обсуждения как-то по-новому хочет проводить. И обещал писателя Красовского привести…
— Вас как зовут, простите? — уже совсем холодно улыбаясь, поинтересовался Милосадов. — Так вот, Петя, вы не волнуйтесь ни о чем. Обзвоните всех и подтягивайтесь. В смысле — приходите.
Тут он повернулся, и его серо-синий взгляд наконец-то упал на меня.
Я невольно приосанился, но Милосадов сказал совсем не то, что представлялось бы мне уместным.
Прижав ладони к щекам, он по-бабьи ахнул и дурашливо воскликнул:
— Боже мой! Пингвин!
***
Все знают этот дурацкий анекдот. Я, во всяком случае, отлично знаю. Суть такова. Попугай надоел своими воплями, и его посадили в холодильник. На другой день кто-то открывает дверцу: «Ой, кто это?» А тот, весь в сосульках и изморози, отвечает хрипло: «Пингвин, твою мать!».
