– Извините, вы не можете помочь донести коробку до машины? – прервала девушка его размышления. – Она уже все руки мне оттянула.
– Да, конечно. – Евгений Азарович взглянул в лицо девушки.
Красивая и, похоже, не русская. Наверное, с Кавказа.
Они вышли из здания вокзала. На привокзальной площади было пустынно, тускло светили два фонаря. У автобусной остановки отдыхал красный «Рено».
– Сюда, пожалуйста. – Девушка указала на автомобиль.
– Что у вас тут в коробке? – удивился Евгений Азарович. – Кирпичи, что ли?
– Книги. – Девушка открыла багажник. – Сюда поставьте, пожалуйста.
Евгений Азарович опустил коробку на указанное ему место, хотел разогнуться, услышал сзади себя короткий сухой треск и почувствовал ожог на шее. От резкой боли он вскрикнул и через секунду потерял сознание.
Ахмед Аббасович был не в духе. Он шествовал по центральной улице поселка в сопровождении своего служителя Саркара, изредка отвечал на приветствия встречавшихся односельчан. Глаза его смотрели прямо перед собой, лицо – маска, движения сдержанные и неторопливые.
«Эмоции!.. Они клокочут внутри и норовят выплеснуться наружу! Но люди не должны даже догадываться, что у меня что-то не в порядке.
Сегодня я сорвался, впервые наорал на жену. Да простит меня Аллах! Конечно, надо было сдержаться, спокойно указать жене на ее невнимательность. Да и повод-то был пустячный: не зашила мне дырку в кармане.
Из-за этого я потерял четки, подарок муфтия. Сорок восемь замечательных топазов. Они всегда успокаивали меня, как только я брал их в руки, снимали волнение и раздражение.
И вот на́ тебе! Потерял где-то. Хотя, если честно, утрата четок оказалась лишь последней каплей, переполнившей чашу долгого терпения.
А все дети! Позвонила дочь из Москвы. Поступила в театральное училище на отделение хореографии. А ведь собиралась на философский факультет. Мать поздравила, а я даже не стал с ней разговаривать. Дочь имама будет сверкать голыми ляжками на сцене! Это куда ж годится?! О Аллах, за что мне такое наказание?
Увы, в последние годы все меняется в худшую сторону. Рушатся вековые устои. Нет уже былой веры. Люди погрязли в грехах, молодежь стариков не слушает. Целуются прямо на улицах, женщины одеваются – один срам! Ладно бы христианки, так и наши туда же: черкешенки, лезгинки, аварки.
Однако главная печаль – Рамиль. При мысли о нем сердце начинает ныть. Упустил я его. А где и когда недоглядел? Сын всегда при мне был, учился хорошо, в школе на него не жаловались. Потом поступил в Махачкале на физико-математический факультет, там тоже все шло прекрасно. Стипендию получал. Домой когда приезжал, все читал книги какие-то на иностранном языке. Говорил, что по философии. Надо было мне тогда посмотреть, что за книги, а я поленился.
