Суперинтендент взглянул на часы.
— Я пойду, сэр, — сказал Мейтер. — До завтра. Спокойной ночи, Сондерс. Пойду прогуляюсь, прежде чем отправиться в отель. Хочу поближе познакомиться с городом.
Он вышел на Хай-стрит. Дождь перестал, вода в канавах начала замерзать. Он поскользнулся и ухватился за фонарный столб. После одиннадцати улицы Ноттвича освещались слабо. Впереди, ярдах в пятидесяти по направлению к рынку, он увидел портик Королевского театра. Там не горел ни один фонарь. Он вдруг поймал себя на том, что мурлычет: «А я говорю — это рай», — и подумал: «Хорошо, когда любишь по-настоящему и всерьез, а не просто влюблен и бродишь где попало». Он любил порядок и хотел, чтобы и в личной его жизни тоже как можно скорее установился порядок; он нуждался в любви, непременно скрепленной печатями, подписями и брачным свидетельством, за которое уплачена пошлина. Его переполняла какая-то неясная нежность, которую он мог бы выразить, только женившись на ней. Он не был ее любовником, скорее он походил на женатого человека, который прожил с женой долгие годы, полные счастья и доверия, и благодарен за это судьбе.
В первый раз за все время, что он ее знал, он решил совершить безрассудный поступок: пойти и взглянуть на ее дом. Адрес она как-то дала ему по телефону. Кстати, дорога туда лежала через Олл-Сентс-роуд. На это место он и так собирался взглянуть — это было нужно для работы, и, таким образом, он совместил приятное с полезным.
И вот сейчас, внимательно глядя по сторонам, он многое узнал, так что, выходит, он не теряет времени даром. Он узнал, к примеру, названия и адреса местных «Ноттвич джорнэл» и «Ноттвич гардиан» — двух соперничавших газет, расположенных напротив друг друга на Чэттон-стрит, — одна из них рядом с огромным претенциозным зданием кинотеатра. Уже по одному оформлению газет он мог сказать, кто их читает: «Джорнэл» — для простых, а «Гардиан» — для здешнего «высшего общества». Он узнал также, где находятся закусочные и пивные, куда ходят шахтеры; он нашел парк — поникшие деревья, ограды, посыпанные гравием дорожки для детских колясок. Все это могло пригодиться, все это оживляло карту Ноттвича, так что теперь он мог представить ее в конкретных деталях, как, скажем, он представлял себе Лондон.
Олл-Сентс-роуд представляла собой два ряда псевдоготических домов с крышами из мелкой черепицы, которые выстроились в две ровные линии, как рота на параде. Он остановился напротив дома № 14 и подумал, спит она или нет. Утром ее ждет сюрприз: с Юстонского вокзала он отправил ей открытку, где сообщал, что остановился в «Короне». На первом этаже горел свет: хозяйка еще не спала. Он пожалел, что не дал знать о себе раньше — открытка идет слишком долго. Он знал, как неуютно первое время на новом месте, как неуютно, проснувшись утром, видеть чужие лица. Ему казалось, что жизнь несправедлива к ней.
