Не следует также преувеличивать и значение униатства для украинского движения. Оно, конечно, создавало уникальную возможность социальной мобильности для крестьянского по социальному составу украинского населения Галиччины. Однако дело здесь не в униатстве как таковом, а в том месте, которое оно занимало в системе социальных и политических отношений в этом регионе и в монархии Габсбургов в целом. Особую роль здесь сыграла политика Марии-Терезии, уравнявшая униатов в правах с католиками и обеспечившая им создание системы церковного образования. Именно благодаря этому на протяжении первой трети XIX в. в Галиччине в среде униатских священников произошла достаточно четкая артикуляция этнической принадлежности, в отличие от Волыни, Подолья и Беларуси.
Что же касается роли «исторической памяти», то она опять-таки должна рассматриваться не как таковая, а в контексте конкретных социальных отношений и интересов. Так, артикуляция памяти о Гетманщине находила отклик среди тех социальных групп, которые реально пострадали от ее ликвидации. В том числе: часть дворянства, из которого рекрутировались сторонники «автономизма» в конце XVIII в., формально свободное многочисленное (до полумиллиона) «малороссийское казачество», утратившее свой статус и социальное имя, и, наконец, многомиллионное крестьянство, утратившее свою личную независимость. Существенным отличием Украины от Беларуси в первой половине XIX в. стала разнонаправленность векторов социального развития, когда в Украине происходило снижение доли крепостного населения, а в Беларуси — наоборот.
Ускоренному, по сравнению с Беларусью, развитию украинского движения способствовал значительно больший (более чем в два раза) удельный вес украинцев среди городского населения. Кроме этого, особо необходимо отметить феномен Полтавы, в которой украинцы составляли 57 % населения (ничего подобного и близко не наблюдалось в городах Беларуси). Хотя и украинцев и белорусов можно считать крестьянскими нациями, доля украинцев-горожан вдвое превышала горожан-белорусов.
Белорусы значительно уступали украинцам и по степени развития политически активных идеягенерирующих социальных групп. Доля украинцев среди юристов вдвое превышала аналогичный показатель среди белорусов. Отсутствие университетских центров в Беларуси не только не позволило сформироваться национально-ориентированной профессуре, но значительно ограничило возможность социальной мобильности для коренного населения: численность крестьян с университетским образованием в Украине была в 20 раз больше, чем в Беларуси.
