Сиамская овчарка | страница 37
— А по-моему, красивее намного, лицо значительней, что ли.
— Ритка!.. Влюбилась!
Нинка выпучила глаза, приложила ладонь козырьком ко лбу.
— Лучше сами выходите с своей рыбой, или высажу, — сказал мужчина. — Вы мне все брюки рыбьим жиром пропитали.
— Вожатый! Водитель! Откройте дверь, нужно хулиганок высадить. Безобразие.
Мы вышли.
— Вечно с тобой… в историю влипнешь.
Я молчала. Думала о другом. Ближайшей подруге и то не расскажешь. Смеётся.
Мы шли по Марсову полю. Цвела сирень. Издали был виден пруд Летнего сада, в котором плавали «мои неприятности» — лебеди.
— Риточка! Кляча ты моя водовозная. Вы еле тащитесь!
Я и правда зафыркала, как лошадь. Понимаю, что глупо, а не могу сдержаться, когда Нинка говорит со мной так.
— Барышня, спрячьте свои зубки, они напоминают мне клавиши от рояля.
Так, смеясь, мы вошли в Летний сад. Нинка, любезно улыбаясь, протянула мне руку: томную, небрежно утончённую, незаметно манерную.
— Это Летний сад, дорогая, любимое место прогулок наших предков. Страусовые перья на шляпах гуляющих весьма гармонировали с цветущим табаком, — громко декламировала Нинка и мне шёпотом на ухо: — Не забудь страуса намедни ощипать, воткнём в панамки.
У меня от смеха из глаз лились слёзы.
«А если бы он меня сейчас увидел», — подумала я и перестала смеяться.
Мы сели на скамейку. Наверху в липах слышалось тяжёлое, как мёд, гудение пчёл, а рядом однотонно говорила Нинка:
— Я нарочно тебя смешила. Видела, что тебя ноги не тянут. Блажь всё это. Нужна ты ему. Лучше скажи, жалоб много было, как ты лебедей кормишь?
— Две.
— А лебедь тебя бьёт всегда?
— Конечно, он же меня издали видит и ждёт у кормушки.
— Ты в людях не разбираешься, — продолжала Нинка. — Вот ты сейчас, извини за выражение, не смеялась, а ржала. Правда? И не заметила самого главного, как мы перед людьми выглядели.
А ведь правда, смешила меня Нинка, да с такой спокойной физиономией, а я выглядела дурочкой.
Наша скамейка стояла в тени. Свистала иволга.
— Надо уметь людям подать себя, тем более когда с животными работаешь, — тихо говорила Нинка.
— Может, ты лебедей покормишь? — попросила я.
— Тогда он меня будет слушаться, — ответила Нинка. — Тебе нужно самой. Вот одной рукой, будто гладишь, это для публики. — И Нинка изящно поводила рукой по воздуху. — А второй… хоть поддай ему, что ли, только незаметно, а то опять жалобу напишут.
— В дирекции знают, что он всех лупит. Мне ничего не будет, — сказала я.
— Ну и ходи тогда с разбитыми ногами.