Сиамская овчарка | страница 27
Уже отъезжая, еле сдерживая рвущуюся лошадь, крикнула:
— Темнишь ты, бабонька, темнишь, да не на ту напала…
Осталась Маруся на лесной дороге с вещами и с львёнком. Взяла тяжёлую сетку с консервами и чемодан в руки, пошла вперёд к дому. Метров пятьдесят пройдёт, эту поклажу оставит, идёт за другими вещами. Так и переносит.
Симба то в траву носом зарывается, то за дерево забежит. Хвост кверху и кругами на одном месте носится, как тёлка весной на выпасе. На муравейник наскочила. Наверное, запах ей муравьиный по душе пришёлся. А может быть, куча показалась удобной для отдыха. Только Симба вокруг муравейника обежала и завалилась с разгону на осевший под её тяжестью купол. Лапы, голову и хвост в истоме вниз свесила, от удовольствия глаза закрыла. Маруся покричала, позвала львёнка, да куда там. Ошалела на свободе от воздуха и простора — не слышит. Раньше бы Маруся посмеялась, а теперь тянет тяжёлую поклажу, не то что за львом смотреть, на родные места взглянуть недосуг. Тут Симба как заревёт, в траву кинулась, через голову кувыркается, за живот себя кусает и рычит по-взрослому.
Маруся испугалась — озверела львица. Успокоится ли? Всё же зверь, не пёс какой-нибудь.
Вдали за лесом бык заревел. А над лесом вороньё поднялось, закричало, собралось в стаю. Кружат над львёнком. Скоро к ним примкнули галки, сороки, потом дрозды.
— Признали в ней льва, — решила Маруся. — Наверное, с зимы помнят, видно от львов там, в Африке, страху натерпелись, а может, у кого лев съел родственника.
Тут скворцы подлетели, и стая превратилась в тучу. Над Симбой снижаются, клюют, брызгают помётом.
Симба реветь перестала, к Марусиным ногам жмётся, мешает идти. Тихонькая, жалкая, белым птичьим помётом залита, как белилами.
Ночью Маруся постучалась к сестре Нюре.
— Открыто! — крикнула Нюра. — Ктой-то?
— Это я, Маня, сестра твоя из Ленинграда.
Сёстры столкнулись в дверях. Нюра бросилась навстречу, сморщила лицо, плача от радости, протянула руки…
— Что это? — спросила Нюра.
Обхваченный поперёк туловища готовыми вот-вот разжаться Маниными руками, спал большой грязный зверь.
Кот махнул на шкаф и заныл, как перед большим кошачьим боем.
— Подарки… — начала Маня, опустив Симбу на чистый половик, но, перехватив испуганный Нюрин взгляд на Симбу, успокоила, — нет, это щеночек сына. Они в отпуск с Клавой уехали, а заботы матери, — высказала Маруся давно заготовленные оправдания. — Подарки в конце деревни у поскотины. Как бы собаки не растащили. Сходим, Нюра, — еле выговорила Маруся.