и раньше, и он вернулся к концентрации на бампере впереди идущей машины, будто запоминал номер
для полиции.
– Ладно, – произнес я со вздохом. – Что происходит с тобой сегодня?
– Ничего, – ответил Коннор, на мой вкус немного слишком быстро.
– Чушь, и ты знаешь это. Ты злой, с тех пор как сел в грузовик, и я хочу знать почему? Я что–то
сделал? Уверен, что больше не оставлял влажные полотенца на полу. Я удостоверился, что собрал их и
убрал в корзину, именно так как нравится тебе.
– Нет. Ничего такого.
– Тогда что? Тебе позвонила Миранда, пока я ждал снаружи? Он узнала, что мы опоздаем, да?
Не завидую тебе с этим разговором. Она поражает меня, как настоящая мегера, если ее спровоцировать.
– Похоже на кое–какого знакомого, – сказал он, и когда мои брови взлетели до линии роста
волос из–за его наглого тона, Коннор просто покачал головой. – Забудь. Прости. Я просто устал,
полагаю.
Я не купился на это ни на секунду. Коннор был в порядке, когда приехал домой. Немного
спешил, пока носился по дому, собираясь, но нормальный, как и обычно.
– Ты врешь, – заявил я, поджимая губы. – Но еще я знаю самый быстрый способ вытащить тебя
из плохого настроения – подкупить тебя. И поскольку ириски – все, что есть в моем распоряжении…
– Там есть арбузные?
– Естественно, – ответил я, и он пихнул руку в пакет, вытаскивая одну, завернутую в упаковку
сладость. – Ты же знаешь, что я всегда храню заначку для себя. Пришлось убедиться, что есть несколько
путей пробиться через стену обиды, когда этого коснется.
Коннор поднес один обернутый конец к своим зубам, а потом развернул, перед тем как закинуть
в рот кусочек розово–зеленой ириски в свой рот. Арбузные. Его любимые.
– У меня не бывает стены обиды.
Я фыркнул, а потом потянулся в пакет за своей конфетой.
– Нихрена не похоже. Она высотой в тридцать метров. Ты едва сказал мне два слова с тех пор,
как мы выехали.
– Не правда.
– Да, правда, – указал я на это, когда нырнул за еще одной. – Итак, еще раз, я спрашиваю – что
не так?
– Ничего такого. Клянусь, – когда я не произнес ничего в ответ, он вздохнул и сменил тактику. –
Итак, Райан взволнован встречей с семьей?
Мне пришлось прикусить стон, который хотел сорваться. Райан – последнее, о чем я хотел
говорить. Когда я закончил раннее разговор с ним, он намекнул кое на что, что взбесило меня, и я
понимал, если начну говорить о нем, мое собственное раздражение закипит, а я не хотел, чтобы у
