Нераздельной двойней прошли они через бессмертную трагедию, через сознание миллионов и миллионов людей, говорящих на всех языках мира, читателей и зрителей Шекспира. И вот через три столетия после своего первого появления на подмостках «Глобуса» они снова напомнили о себе чуть ли не мистическим образом. Так же вдвоём тени давно умерших и ставших прахом датских дворян Розенкранца и Гильденстерна поднялись с запылённых архивных полок, чтобы предстать перед нами в безмолвном и внушительном свидетельстве. Их собственная незначительность, принадлежность к другой стране делают это свидетельство особенно ценным, ибо их имена — это не имена королей, знаменитых полководцев или знатных английских вельмож, которые были на устах их британских современников. Их имена вряд ли могли быть вычитаны драматургом из датских книг и хроник. Здесь практически исключается и вероятность случайного совпадения, которую ещё можно было бы с натяжкой допустить, когда бы речь шла об одном человеке, одном имени.
Нет, Розенкранц и Гильденстерн не вымышлены автором «Гамлета»! Двое молодых датских дворян учились рядом с молодым знатным англичанином графом Рэтлендом в далёком от Англии и от Дании итальянском городе Падуя, а через несколько лет после этого их имена стали именами двух неразлучных придворных в трагедии, созданной великим англичанином Уильямом Шекспиром[41]. Падуанские призраки Розенкранца и Гильденстерна указывают, что этот самый Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, имел какое-то отношение к Уильяму Шекспиру и его «Гамлету». Об этом же говорит ряд датских реалий, появившихся в трагедии лишь со второго кварто, то есть вскоре после возвращения Рэтленда из Дании в 1603 году.
Даже если Рэтленд и его жена были просто информаторами Шекспира, то, казалось бы, этого вполне достаточно, чтобы историки литературы обратили на них самое пристальное внимание, особенно учитывая почти полное отсутствие достоверных фактов, проливающих хоть какой-то свет на творческое окружение великого драматурга, на его творческую лабораторию. Однако падуанские реалии и другие важнейшие факты, связывающие Шекспира с поэтическим окружением Рэтлендов — Сидни — Пембруков, всё ещё не нашли себе подобающего места в шекспировских биографиях. Возьмём, к примеру, краткую документальную биографию Шекспира, принадлежащую перу авторитетного американского шекспироведа С. Шенбаума, переведённую в 1985 году на русский язык. Здесь перечислены важнейшие открытия мирового шекспироведения, всё, что в какой-то степени может быть связано с жизнью и творчеством Великого Барда. Однако в обстоятельной научной книге, где не пропущены касающиеся Шекспира закладные и купчие, его судебные иски на мелкие суммы к соседям и преследование несостоятельных должников и их незадачливых поручителей, вы не найдёте ничего ни о Рэтленде, ни о его однокашниках Розенкранце и Гильденстерне, перекочевавших не известным биографу образом из университетской аудитории старинного итальянского города на страницы великой трагедии, где они обрели ещё одного однокашника — Гамлета, принца Датского.
