. Артист с негодованием ответил по телевизору стихотворением поэта, написанным по-новаторски — «от противного»
[20]. «Да, я подкуплен, — писал поэт. — Я подкуплен березками белыми… я подкуплен глазами любимой…» Завистники передразнивали: «Бэрьозкой!» — намекая на знаменитый валютный магазин
[21]. Но в наш век рационализма, смешавшего арифметику и поэзию, стихи все-таки подкупали искренностью чувства.
Однажды в середине марта Кривокорытов проснулся и принимал ванну. По актерской привычке он решил поупражняться перед зеркалом. Взглянул — и охнул: на лбу набух огромный фиолетовый прыщ. «А через три часа ложиться!» — сокрушался Роберт.
Он спешно вызвал гримера, тот кое-как справился. Можно даже сказать, что теперь лицо поклонника «Апассионаты»[22] обогатилось печатью раздумий великого философа, мыслившего не понятиями, а континентами и эпохами.
К сожалению, Кривокорытов не оценил нового штриха, а даже расстроился. Он шел по служебному подземному ходу в отвратительном расположении духа.
Но когда он лег, и мимо пошли тысячи людей, он в новь преисполнился важностью задачи и подобрел.
Все шло хорошо.
В полдень с последним ударом курантов артист ощутил неудобство в левой ноздре. Постепенно осознавал он причину. Невыстриженный волосок щекотал в носу, тихо, но губительно, с каждым вздохом приближая страшное. Роберт собрал в кулак весь профессиональный опыт актера. О, если бы можно было почесать нос рукой! Ведь и раньше бывали подобные случаи. Роберт вспомнил, как нужно было зарыдать, когда положительная героиня в одной пьесе провалилась в нужник и утонула. Тогда он закрыл лицо рукавом из бутафорского шелка и превратил гомерический смех в трогательный плач.
Волосок шевелился. Рушились города, кричали женщины, свергались правительства, и весь земной шар объял огонь новой мировой войны.
Фокстрот по радио оборвался.
— Алле, алле, Кривокорытов! — раздался голос Начальника безопасности[23].
— Что это Вы задумали?
Роберт напряг железную волю актера.
— Бросьте вы эти штучки! — загремел Начальник, и неумолимо приблизился миг предательства Родины. В голове Кривокорытова помутилось, он раздулся, как лягушка в знаменитой басне. Земной шар сошел со своей орбиты и неотвратимо падал на раскаленное солнце.
— Ап-чхи! — грянуло на весь мавзолей.
— Я тебя расстреляю, собака! Продажная шкура! Фашист! — орал Начальник в подушке фальшивой мумии. Актер понял, что все кончено. С воем он вскочил на четвереньки, запрыгал, рыдая, под стеклом.
