В интимном кругу обсуждали, что делать.
— Не лучшая находка, этот Кривокорытов.
— Идея! — воскликнул Начальник искусств, бешено вращая черными глазами. Столпившись, закусывали и слушали проект. Смеялись и гладили себя по животам.
* * *
Ваня Чмотанов сошел в тихом Голоколамске. Душа его наслаждалась прекрасным зимним днем и покоем провинции.
Он прошел через город. Рядом с развалившейся церковью стоял аккуратный чистенький домик. Из трубы шел дым. «Нежданная радость — это я», — тщеславно подумал Чмотанов и свистнул. В окне мелькнуло лицо. Загремел засов.
— Ванечка! — воскликнула, появившись в дверях, розовощекая курносая гражданка. — Соколик мой необыкновенный!
Телосложением Маняша была круглая и плотная. Она встречала друга в чудесной мохеровой кофте цвета весенней лягушки.
Они расцеловались.
— А я, дура, думаю: заловили моего соколика, давно не видать.
— Нет, Маняша, жив твой соколик, прилетел с миллионами.
Маня раскраснелась и с истинно голоколамской страстью впилась в губы Чмотанова.
— Экий архипоцелуй, Маняша! — шутил Ваня, обвиваясь вокруг неё плющом.
Они сели за столом в передней избе под образами.
Выпив самогону, Чмотанов поцеловал подругу и сказал:
— Эх, заживем, Маняша, вскорости…
* * *
Кривокорытов трудился в поте лица. Первый день отлежал тяжело, но постепенно настолько освоился и так сосредоточился, что по окончании доступа приходилось будить его. Артиста успокаивало и укачивало еле слышимое шарканье толпы; поначалу болезненны были уколы тысяч глаз, впивавшихся в бесконечно дорогие черты, но вскоре явилось второе дыханье. Психологи догадались пустить по радио музыку. Роберт лежал с удовольствием, слушая медленное танго. Неустанно следили и за идейностью актера. «Сегодня я прочту лекцию на тему, — услышал однажды Роберт вкрадчивый профессорский голос, — почему не следует верить в Бога».
«Все люди смертны, — ласково говорили в наушниках, — и всем предстоит умереть. Но не совсем. Человек превращается в атомы и электроны, которые неисчерпаемы. Бессмертно также дело пролетариата, его диктатура. На давным-давно загнившем Западе полагают, что она постепенно смягчится! — доверительно сообщил лектор. — Этому не бывать! Диктатура установлена раз и навсегда и постепенно распространится на всю бесконечную вселенную. Лежите спокойно, Роберт».
По чьей-то невидимой указке им заинтересовались журналисты. Разумеется, расспрашивали и писали об официальной половине деятельности маститого актера, — в театре, дома, среди коллег. Слава Кривокорытова росла. Завистники распространили слух, что он подкуплен одним небезызвестным учреждением
