Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова | страница 14
«Ишь, распустились, — с неожиданной злобой подумал Ваня. — Четвертый час ночи — они и рады, что никто не видит. Встал, будто семечки покупает!»
Ваня достал из кармана кепку с большим козырьком, нахлобучил на уши, поднял воротник.
…Часовые остолбенели. Из черного проема двери, бочком протиснулся Владимир Ильич. Щурясь от резкого света, он искоса снизу взглянул на лицо белобрысого солдата и ловко подхватил выпавший из его рук карабин:
— Остогожнее, товагищ! Дегжите погох сухим[10].
Ильич вложил карабин в безвольную руку часового, потрогал пальцем лезвие плоского штыка и покачал головой:
— В наше вгемя кгасноагмейцы лучше относились к огужию. Сознайтесь, батенька, ведь штык туповат?
— Туповат, товарищ… Владимир Ильич, — выдохнул белобрысый. И позабыл, что надо дышать. Его товарищ, смуглый парень из Казахстана, закатив белки, медленно сползал, обтирая спиной стену из черного лабрадора.
— Вы из каких мест будете, товагищ? — остро глядя на белобрысого и ухватившись за лацканы пальто, спросил Чмотанов.
— Вологодские мы… — прохрипел часовой.
— Значит — шутить не любите! — резюмировал Ленин. — Тогда — пгощайте. И помните: импегиалисты тоже шутить не любят. Так и пегедайте товагищам… — Ильич ловко взял под козырек и деловитой походкой зашагал вдоль трибун к Историческому музею.
— Очнись, дура! — пнул сапогом белобрысый своего напарника. Тот со стоном разлепил веки, поднялся, опираясь на карабин.
— Слышал, как я тут с Лениным разговаривал? — спросил вологодец. — Наказ его знаешь — все беречь и никому не отдавать…
— Докладывать будем? — простонал смуглый.
— Кому? Лейтенанту? Нос у него не дорос, ему докладывать… Я — Ленина видел, а он что? Пусть он на политзанятиях докладывает.
…Чмотанов подошел к Историческому музею. Отделившись от стены, к нему шагнул человек в штатском. Он заглянул Чмотанову в лицо, открыл рот — да так и застыл.
— Здгавствуйте, товагищ! — не вынимая рук из карманов, кивнул агенту Чмотанов и свернул за угол.
Чекист прирос к асфальту. «Докатился, — мелькнуло в его мгновенно вскипевшем мозгу. — Не зря баба пилит: не пей! Уже и Кузмичи мерещатся…[11]»
Чмотанов миновал Лубянку, когда далеко-далеко куранты проиграли четыре часа ночи.
Простота похищения его разочаровала. К чему все приготовления, если его изощренной изобретательности не предвидели хранители древности?
— В Египте потруднее было, — с обидой рассуждал Ваня. — Лезешь в усыпальницу к фараону и вдруг — хлоп! — плита позади падает. Или в лабиринт попадешь, рыдай, пока не сдохнешь…