Прежде, чем увидеть слёзы на моих глазах, она захлопнула за нами дверь. Я сжала ладони
в кулаки. Ничего, что она не знает, как сильно задела меня. Слёзы, которые ещё не
вытекли, не из-за неё. Я плачу из-за тех замерзающих людей, которые пытаются попасть
за монастырские ворота.
Едва дыша, Бэзил привёл меня к восточному крылу. Он схватил меня за руку и зарыл
пальцы в мои волосы, чтобы в ауре толпы я случайно не потеряла свою собственную. Их
отчаянье пульсировало в моём теле. Они были не просто голодными. Этот голод разрушал
их души и тела. Боль была сильнее, чем боль смерти от того, что я не прокормлю своих
детей, свою деревню. Нет. Их детей, их деревню.
Бэзил тащил меня по коридорам, а я — вздрагивала и хныкала. Эмоции крестьян
пульсировали во мне, били в череп. Так что различать свои и их эмоции было сложно.
Сейчас я одна из них. До тех пор, пока всё не станет ясным, как чистое стекло.
Я — барьер между ними и их бунтом.
Я была больше, чем толпа. Я была вратами монастыря.
Мои кости — их железо.
Я могла открыть их. Позволить им войти.
Я одна могу помочь им.
Покосившись на Бэзила, я будто посмотрела на него другими глазами. Он реагировал на
каждый шум. Его может обойти только мышь. Он будет стоять у меня на пути до
последнего. Я посмотрела на тёмные альковы. Да, скорее всего, так я смогу его
обездвижить. Подсвечником можно ударить по голове, а потом — крепкой верёвкой
привязать к устойчивому креслу.
Вход в восточное крыло уже был где-то рядом. Шесть или семь девочек моего возраста
прижимались друг к другу и сидели вокруг свечи Нади. Старшей из Прорицательниц было
девятнадцать, но она уже могла управлять своей силой. На её коже были чернильные
рисунки и каждый из них — прямое доказательство её мастерства. Она помечала себя,
когда нужно было выплеснуть чужие эмоции. В последнее время, когда приступы
лихорадки участились, и умерла старшая Прорицательница, она не приходила к
остальным, чтобы разделить горе. Вместо этого она обвиняла меня в том, что это я
принесла болезнь от «грязных цыган».
— Даже если и правда, а это не правда, это просто дало ей повод для радости. Самая
старшая мертва, а она была следующей на очереди. Она показывала это, гордо поднимая
голову и показывая всем свою шею. Она подняла на нас глаза, как только мы переступили
порог крыла.
— Бэзил, скажи им, что им нечего бояться.
— Всё хорошо, — он заставил себя улыбнуться, но каждый здесь присутствующий был
наделён даром, так что все точно знали, что он чувствует. — Возвращайтесь в свои тёплые
