можно использовать для приготовления еды, кухни ведь уже нет.
Антон перевёз взгляд на Киру, затем на Дашу, после чего и на меня. Он топнул сапогом
несколько раз.
- Я обещаю.
Я радостно выдохнула. Если я сделаю ещё один шаг, то, видимо, рассыплюсь на сотни
осколков.
- Тогда готовьте своих лошадей.
Нет, я не была готова. Сколько бы времени мне не дали, я всё равно не смогла бы
подготовиться.
- Я готова, - сказала я.
Сестра Мирна стояла на снегу, перед почерневшим от пожара монастырём, а Даша и Кира
вцепились в её юбку. Все они думали, что скажут мне на прощание, пока я ждала Антона
и тройку.
Дыши, Соня. Просто дыши.
Я снова вспомнила то, как прощалась с Юлией в лазарете, изо всех сил вымаливая
прощение. У сестры Мирны не было времени смыть алые следы и снять повязку с руки.
Мои руки дрожали, когда я смывала засохшую кровь с её тела, гладила по рыжим волосам
и находила в них клубки.
- Мне жаль, - повторяла я снова и снова.
Прикасаться к ней было мучением. Каждый раз, когда я ощущала её кровь на пальцах,
перед глазами появлялись отголоски последних секунд её жизни. Страх, беспомощность, тревоги, жалость печаль. И, наконец, уныние. Её страдания не давали вдохнуть мне
воздух, из-за них моё тело ныло от боли, именно поэтому зубы сжались, после чего я
закричала.
Потом меня захлестнула настоящая эйфория. Она смело приняла смерть даже несмотря на
то, что к концу жизни её страдания были непосильными. Её гордость и мужество. Она
оставалась храброй перед лицом смерти.
Я отложила тряпку и, сглотнув, взяла её руку в свою. В этот раз я расплакалась. Я упала
на колени, в мольбах сжимая руку подруги.
- Прекрати! – сестра Мирна откинула мою руку от руки Юлии.
Мои глаза расширились от того, как быстро разорвался контакт наших аур. Мокрые
ресницы не могли дать мне увидеть всё, но даже без этого я понимала, как сильно злится
сестра.
- Оставь её в покое! – сказала она.
- Я не навредила ей, - Меня поглотило её презрение, переросшее в позор от воспоминаний.
Всё же, я защищала себя.
- Это противоречит вашей природе, дитя моё! – она начала нашептывать свою речь
слишком резко. Я почувствовала, что она боится меня. – Никто не умеет считывать ауру
мёртвых. Твой дар не обуздан. С тобой не всё так просто.
- Простите меня, - её слова кинжалом жалили меня, но это всё, что я могла сказать. –
Пожалуйста, простите меня.
Сестра наклонилась к моему плечу, её страх перерос в раскаянье, проходившее сквозь
кожу и даже кости.
– Чему я могла тебя научить? – её мокрая щека коснулась моей. – Как вообще можно было
