ни странно, но помимо подола, остальное было сухим. Стало быть, его высушил огонь
монастыря, который ценой нескольких жизней спас меня от того, чтобы не замёрзнуть
насмерть. Впрочем, ирония не приносила никакого облегчения. А лежавший рядом со
мной человек… Он ничего не сделал и умер после того, как связался со мной. Его кожа
была черной, покрытой волдырями, лицо обгорело до неузнаваемости, а остатки одежды
прилипли к коже. Чего-то более ужасного в своей жизни я ещё не видела. И всё же, я не
могла заставить себя встать. Где-то глубоко в душе я верила, что сейчас он откроет глаза и
убедит меня в том, что всё это всего лишь кошмар.
Но, как бы долго я на него не смотрела, он всё равно не шевелился. Всё вокруг пребывало
в спокойствии, и только я всхлипывала, обхватывая ноги руками. Мне часто хотелось
побыть одной вот так, чтобы не чувствовать чужих эмоций.
Но я бы никогда не хотела почувствовать такое одиночество снова.
Час летел за часом. Я проснулась во второй половине дня, когда лучи солнца пробивались
сквозь тонкие голые ветки восточного сада монастыря. Они отбрасывали тени, надвигавшиеся на меня. Я встала, ведь, так или иначе, нужно было зайти внутрь. Увидеть
лицо сестры Мирны. Стоит сдаться и понести наказание. Но нет такого наказания, чтобы
искупить всё это, даже за всю жизнь.
Скрестив руки на груди, будто пытаясь уловить всё оставшееся в моём теле тепло, я
обошла монастырь вокруг. Наверное, не будь Юлия в лазарете, она бы оказалась рядом со
мной.
Единственное, чему можно было радоваться, так это тому, что она выжила.
Обломки всё ещё тлели и оставались горячими. Они преградили путь назад, поэтому я
искала другой вход, более безопасный. Подняв подол чуть выше лодыжек, я побрела по
холодному снегу. Ткань подола была вся запачкана гарью, а волосы были опалены на
концах. Даже не хотелось представлять, что произошло с остальными. Сестра Мирна
сразу же подумает о худшем. И будет права.
Я шла, понурив голову, поэтому тут же заметила след саней на снегу. Двери в монастырь
же были открыты – прошлой ночью мне не захотелось утруждать себя ещё и этим. Вход
был открытым, а неустойчивые петли скрипели.
Я напряглась, пытаясь почувствовать хоть какие-нибудь эмоции людей вокруг, чтобы
знать, чего ожидать. Или, того лучше, считать ауру гостей, чтобы понять, зачем они здесь.
Сегодня мы не должны были никого принимать. Поставщики продовольствия были
единственными, кого мы могли ждать, но они приезжали пять дней назад.
