Я открыла глаза, понимая, что светит солнце, а рядом со мной – мёртвый человек. Он
лежал лицом ко мне, а спиной – к стене, которую уже полностью поглотило пламя и
дымились только обугленные головешки. Увы, половина нашего монастыря была
разрушена.
Я ахнула от ужаса. Голова ужасно болела, а сердце трепетало в учащенном ритме, сбивая
с правильных мыслей. Встав на ноги, я стала паниковать ещё больше – я не понимала, где
именно нахожусь.
Какая половина уничтожена? Какая?
Я поняла, что рядом – библиотека, а библиотека – под лазаретом. Мои лёгкие заполнились
воздухом. Значит, часть, в которой Юлия, цела. То есть часть с сестрой Мирной, Кирой и
Дашей. Но колокольни нет. Колокольня – часть восточного крыла. Крыла, в котором
находились все Прорицательницы и раненый Безил, которых я заперла.
Я охнула, прикрывая рот рукой, чтобы заглушить всхлипы от наступающих слёз. Только
четверо выжили. Четверо. Остальные Прорицательницы погибли. Я знала это потому, что
не чувствовала их аур. Оставшийся лёгкий импульс, переходивший в дрожь, принадлежал
сёстрам и больным, за которыми они присматривали.
Из этого мира ушло так много людей. Даже этот незнакомец, который умер рядом со
мной. Столько смертей и разрушений. И всё из-за меня.
Горло разрывалось от моих всхлипываний. Плач стал только громче, когда я прижала
колени к груди и села. Я прятала лицо в складках юбки. Почему я не открыла дверь в
восточном крыле? Почему я не выпустила всех?
Боль внутри казалась невыносимой, она проникала глубоко внутрь, заставляя зарывать
руки в снег, бить кулаками по груди и кричать, словно потерянный ребёнок. Возможно ли, чтобы один человек чувствовал так много печали, ярости и сожаления? Ни одна аура
чистого человека не сможет заставить меня перестать страдать.
Я будто посмотрела на себя со стороны. Как я хищно улыбаюсь, запирая восточную дверь, как потягиваю похлёбку с незнакомцем, прекрасно зная, что мои сёстры-прорицательницы
молят об освобождении. А я всего лишь хотела помочь крестьянам. Я была полна
сострадания к ним, но человек, полный сострадания, никогда не сотворил бы столько
ужасных вещей.
Стыд и потрясение не давали мне сойти с места, ночная рубашка была мокрой от слёз. Как
