В Париже переехали на автобусе в другой терминал и увидели, что лететь придется на самолете Маврикийских авиалиний. Впрочем, теперь почти все рейсы совмещенные. Троицу определили в небольшой загончик для пассажиров бизнес-класса, отделенный символическим веревочным барьером от остального зала. Василий сразу обратил внимание на светловолосую девушку спортивного вида, в аккуратных джинсах и изящной кофточке. Не блондинка, но очень близка по масти. Наметанным глазом фотографа модных журналов он определил, что одевается их будущая попутчица внешне скромно, но в бутиках серьезных фирм.
«Порода, она сразу видна», — думал Василий, глядя на девушку и сразу же прикидывая, в какой рекламе эта девушка смотрелась бы лучше всего. Вернее, в рекламе какой фирмы она была бы звездой.
Но скоро понял — такими надо любоваться вживую.
Все ждал — а вдруг и она на него как-то по-особенному посмотрит… Волшебные колокольчики, однако, не звякнули. Но даже просто смотреть на нее — признался себе — одно удовольствие!
Вообще человеческий взгляд не является чем-то материальным, он не несет какой-то магнитной энергии. Загадка «силы взгляда» с материалистических позиций не разгадана. Разве что за нее возьмутся эксперты по квантовой механике. И, тем не менее, не случайно же бывает, что человек чувствует на себе чей-то взгляд.
Та девушка как раз и почувствовала на себе взгляд, даже ощутила тепло мочкой левого уха. Она повернула голову налево и сразу увидела незнакомца, расположившегося через проход.
«Как-то странно он на меня смотрит, — подумала она. — Еще немного и скажет: чуть голову налево и набок, добавь полуулыбку… На мачо не похож… Скорее художник… Но интересный…»
Василий смутился, отвел взгляд — извините, мол, но уж очень хорошо вы выглядите.
«Какая фигура, — на самом деле восхищенно думал Василий. — Вот с какой натуры ваять нужно. Но нет ни Фидия, ни Праксителя, чтобы на века сделать и чтобы лет через пятьсот ею любовались в Лувре или в Эрмитаже».
При всей современности фотографа и большом количестве музеев, которые он посетил, в том числе и в Америке, все-таки Василий ставил Лувр и Эрмитаж в своей классификации на первые места. У них и подбор произведений сильнее, и сами они больше других впечатляют. При этом он любил и Третьяковку, и музей Пушкина, и Русский музей, и музей Гуггенхайма, и галерею Тейт. Но одно дело любить музей, отдельные картины, а другое — иерархия. Он иногда мысленно пытался «поставить» лучшие свои фотографии в какой-то музей.
