Наверняка с этих башен море видно вплоть до границы территориальных вод, подумал Грегор. Семь морских миль. Семь миль бегства таились во взгляде этих башен. И уж конечно, в глазницах башен не прятались эти. Здорово, подумал Грегор, что в башнях не обитают эти. Но кто там обитает? Да никто. Башни пусты.
Но хотя башни были пусты, Грегору казалось, что они за ним наблюдают. Он догадался, что под этим взглядом дезертировать будет трудно. Он представлял себе все это довольно просто: он отправится как инструктор со своим заданием в Рерик, выполнит его, а потом расспросит местного связного о том, как обстоят дела в порту и на транспорте. Но он не рассчитывал на эти башни. Они видели все. В том числе и предательство.
Внезапно Грегор вспомнил, что однажды уже спускался вот так с холма к городу, расположенному у моря. Город назывался Тарасовка. Тарасовка на полуострове Крым. Был вечер, и они наконец получили разрешение открыть танковые люки, и Грегор тотчас же наполовину вылез из люка, чтобы хлебнуть свежего воздуха; было это в один из тех дней, когда Красная Армия проводила свои маневры. И вдруг внизу, у подножья степного холма он увидел город, россыпь хижин на берегу моря, напоминающего расплавленное золото, — этот город был совершенно иным, не таким как Рерик с его красными башнями на фоне ледяной голубизны Балтийского моря. Товарищ лейтенант Холщов, стоя навытяжку в люке своего танка, идущего перед танком Грегора, крикнул ему:
— Это Тарасовка, Григорий! Мы взяли Тарасовку!
Грегор улыбнулся в ответ, но ему было совершенно безразлично, что танковая бригада, в которую он определен как гость — участник маневров, захватила Тарасовку. Он был пленен расплавленным золотом Черного моря и серыми полосками хижин на берегу, этим грязновато-серебряным оперением, которое словно норовило сжаться, стянуться перед лицом угрозы мощно грохочущих, идущих веером пятидесяти танков, пятидесяти наполненных грохотом облаков степной пыли, пятидесяти стрел железной пыли, против которых Тарасовка подняла золотой щит своего моря. Грегор увидел, как командир, стоя в переднем танке, поднял руку; грохот прекратился, великое передвижение в степи замерло, и облака пыли превратились в вуали и флаги, опустившиеся перед щитом из золота. И прежде чем день угас, Тарасовка с ее оперением из пятисот серых хижин снова начала нормально дышать.
Увидев Рерик, Грегор вспомнил Тарасовку, потому что там началось его предательство. Предательство состояло в том, что ему, единственному из всех, золотой щит моря оказался важнее, чем взятие города. Грегор не мог понять, увидели ли вообще Холщов и другие офицеры этот золотой щит; они говорили только о своей победе. Для Холщова Тарасовка была городом, который надлежало захватить; для товарищей из Центрального комитета Рерик был пунктом, который следовало непременно удержать — не существовало никаких золотых щитов, которые поднимались, никаких красных гигантских башен, имевших глаза.
