И вдруг я чувствую, как трепещут ее пальцы. Вздрагиваю, всматриваюсь в ее черты.
– Бренда!
Не знаю, радует меня этот неуловимый жест или пугает, но я пожимаю ее руку в ответ. Я говорю:
– Бренда, это я! Я с вами.
Она поворачивает голову, стонет, открывает глаза и ищет меня взглядом. Движения у Бренды замедленные и даются ей с трудом. Ее губы раскрываются, словно она хочет заговорить, пальцы пытаются ответить на пожатие.
– Шарлотта! – произносит она.
– Я тут!
Я прижимаю руку Бренды к щеке и снова рыдаю – на этот раз от радости. Она улыбается. Или мне просто так кажется – видно, что ей трудно выражать эмоции, и в конце концов получается только болезненная гримаса. Голос Бренды едва слышен, дышит она с трудом. И все-таки пытается говорить:
– Шарлотта, я… Прости меня!
– Нет, это я должна просить прощения! Я сама во всем виновата. Мне просто было слишком… больно.
– Знаю.
– И я боялась, что…
– Не надо. Я понимаю.
Думая, что Бренда хочет, чтобы я замолчала, я так и делаю. Она гладит меня по щеке, но мне приходится поддерживать ее руку, потому что для нее это еще слишком тяжело. Бренда шепчет, что рада моему приезду, это такой приятный сюрприз. Я пла́чу, потому что все равно не могу высказать все, что у меня на сердце.
– Ты со мной, и это – самое главное, – произносит Бренда.
Проходят минуты. Я знаю, что должна позвонить Карлу, но не могу ни отвести от Бренды взгляд, ни отпустить ее руку. Чрезвычайно глупо с моей стороны, но я боюсь, что она уйдет навсегда, если я разожму пальцы. И я твердо настроена быть рядом с ней, что бы ни случилось – как будто моего присутствия достаточно, чтобы удержать ее в этом мире.
Мы понимаем друг друга без слов, но вот Бренда нарушает молчание:
– А где Карл?
– Я отправила его отдохнуть.
Свободной рукой я тянусь к мобильному, но Бренда меня останавливает. Голос у нее слабый, говорит она медленно, но даже сейчас ей удается улыбнуться:
– Пускай поспит. Умирать я пока не собираюсь. И никуда не убегу, пока он не приедет.
Я глотаю слезы, прижимаюсь головой к ее плечу. Бренда перебирает мои волосы. Думаю, ей хотелось бы их погладить, но не хватает сил. Я накрываю ее руку ладонью и, пряча глаза, шепчу:
– Бренда, простите, что я не смогла сохранить ребенка.
– Чш-ш, не надо.
– И за Алекса простите. И за Карла. И за то, что я не звонила…
– Не надо об этом. Ты приехала, и все теперь будет хорошо.
Ее слова – бальзам для моего истерзанного сердца. Я рыдаю, уткнувшись в подушку Бренды, удерживаю ее руку возле своей головы, умоляю не бросать меня. Быстро, словно опасаясь, что времени может не хватить, я говорю, что люблю ее, и что она – единственная родная душа, которая у меня осталась, и что я не успела написать ей письмо, но хочу, чтобы она знала о моих чувствах.
