– Прекрати об этом говорить! – воскликнула Кэссиди. – Ты – его отец.
Внезапно на нее нахлынули эмоции – сказались несколько недель беспокойства и страха. Она всегда ненавидела женщин, которые манипулировали мужчинами с помощью слез, но не смогла сдержаться и громко зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
Гэвин подошел незаметно и обнял девушку.
– Тише, ты побеспокоишь малыша. Все будет хорошо, я обещаю.
Эти успокаивающие слова заставили Кэссиди расплакаться еще сильнее. Было ужасно осознавать свою беспомощность. Всю жизнь она была первой ученицей, примерной дочерью, примером для других детей. У нее был грандиозный план, и она прикладывала все усилия, чтобы его достичь. И вдруг потеряла работу, о которой мечтала, дом и отцовскую поддержку, а приобрела ответственность, к которой была в данный момент не готова.
Это расплата за нарушение правил, подумала Кэсс. Кому-то удается выйти сухим из воды, но не ей. Она всегда верила в то, что за проступки придется расплачиваться.
Прижавшись щекой к твердому плечу Гэвина и обняв его за талию, она глубоко и медленно вздохнула. От него пахло так же, как и той ночью в Вегасе – лосьоном после бритья, теплой кожей и чем-то неуловимо мужским.
Если бы он подержал ее вот так подольше, Кэссиди попробовала бы поплакать еще. Но нет – буря эмоций пронеслась. Когда она начала успокаиваться, вытирая нос тыльной стороной ладони, Гэвин пошарил в кармане, достал носовой платок из мягкого хлопка и молча отдал Кэссиди. Тот еще хранил тепло его тела.
Мужчина отодвинул волосы с ее лица.
– Ты в порядке, Кэсс?
Она вздохнула:
– Да какой тут может быть порядок? Девять месяцев мучений впереди.
– Не преувеличивай, – сказал он, и в глазах его заплясали бесенята. – Уже, должно быть, семь.
– Тебе легко говорить, – прошептала она. – Это ведь не тебя раздует, как корову, и не ты будешь страдать от изжоги, и не тебе придется каждую минуту бегать в туалет…
Он закрыл ей рот рукой и легонько поцеловал в лоб, а потом прижался подбородком к ее макушке.
– Ты будешь самой прекрасной беременной женщиной в мире. Мужчины будут останавливаться на улице, чтобы поглазеть на твою прекрасную грудь, а женщины будут завидовать цветущему виду.
Наконец девушка улыбнулась – слабо, но все же это была улыбка.
– Ты льстишь мне.
– Говорю то, что есть.
– Я пойду, – сказала Кэссиди, высвобождаясь, хотя она с радостью осталась бы в его объятиях навек.
– Ты вовсе не должна уходить, если не хочешь. Можешь остаться и посмотреть, как я работаю.
