— Еще больше от тебя, от Чима, от всех, кто лезет сапогом в душу.
— Чтобы не быть «сапогом», я искал связи с Чимом.
— Трюк не прошел. Иго порвал анкету.
— Мне это многое сказало. Я понял, что Чим опередил. Он тоже боялся за вас и раньше меня установил, что ваша встреча — ошибка. Не Игорь должен быть первым в твоей жизни, и не ты первой — в его… Вспомни вашу ссору, в самом начале.
— Неправда, мы не ссорились!
— Ты рыдала вот здесь и спрашивала: почему, почему он назвал тебя «вертушкой»…
— Сама виновата, на дне рождения у Кати села с Олегом.
— Правильно. Только не такой у Игоря характер, чтобы бросаться словами, он бы держал обиду в себе.
— Так что же? Думаешь, Чим?
— Без сомнения. Он уже начал мешать, расстраивать ваши отношения, но не успел или поторопился. Игорь догадался, чего добивается Чим, и взбунтовался. Между ними пробежала кошка. Игорь умолчал об анкете, он стал скрытен. В этом его несчастье, он повел двойную жизнь, раздвоился.
— И ты это знал?
— Ты сама заметила, что у них не так, как у нас.
— Вы убили его!
— Он оступился.
Между блоками дома, на уровне семнадцатого этажа, строители протянули стальную балку — зачем-то им это было нужно. Одним концом балка проходила в оконный проем, и мы, когда становилось жарко, навешивали на ржавый брус куртки и джемперы. Другой конец лежал на карнизе балкона противоположного блока — это метров двадцать от нас… Наш блок еще достраивался, мы убирали в квартирах строительный мусор, а тот, что напротив, был готов, стекла его окон поблескивали новизной.
Нас пригоняли из школы после уроков, уже к вечеру, чтобы не мешали строителям, которых мы и в глаза не видели. Проку от нашей помощи почти никакой, все это знали — мы больше аукались по этажам, чем работали, и тем не менее в конце каждой недели весь класс, как штык, был то на одной, то на другой стройплощадке. Сами мы ничего против не имели, нам даже нравилось. Мозолить глаза друг другу в классе — одно, а здесь — проявляйся как можешь, хоть колесом ходи. Мы и ходили.
Иго обычно держался от меня в стороне: хватит того, что нас видели вместе на одной парте. Ну, а в тот день его словно подменили. Пришел тихий, глаза печальные, и за мной по пятам, ластится. Я доски сложу — он: давай отнесу. Я за ведро — он: помочь? Обойдусь, говорю, не мешай. Не обиделся, не отстал. Как та собачонка — ее гонишь домой, а она вяжется следом. Я подумала, что он настроился на объяснение и ждет, когда пойдем по домам; мне же выяснять отношения не хотелось, боялась чего-то, старалась не отбиваться от других, чтобы не оказаться с ним наедине.
