Выходя из управления, на полутемной лестнице он встретил жену начальника. Разговорчивая, любезная, красивая, она обычно останавливалась, здоровалась, подавала руку и оживленно беседовала с ним пять — десять минут. А сейчас, когда он поздоровался, она сделала вид, что не заметила его. Словно он обратился к слепой и глухонемой. Она прошла мимо, нахмурившись, опустив свой большой нос с горбинкой; глаза ее блуждали по лестнице.
«Значит, старый вол уже успел ей рассказать, — подумал Ландик. — Она сердится на меня… Ну и баран, осел, вол… Сказать бы ему все, что я думаю! Нет, правду говорить нельзя!..»
На улице уже сгустились сумерки. Было душно. Дул ветер, но он был теплый, не освежал.
На деревьях шелестела листва. Ветер, подняв мусор, гнал по площади тучи пыли. По небу, сбиваясь в кучу, неслись облака. Горизонт постепенно затянулся седой пеленой. Начинался затяжной летний дождь, без грозы, без молний. Обычно такой дождь льет и льет, и не проясняется ни на мгновение. Все — в ожидании, что золото будет падать с неба. Что после такого дождя в полях и садах все сразу радостно зазеленеет и поднимется.
У Ландика было такое чувство, словно он что-то потерял. Потерял свое чистое и ясное небо. Его голова, как и небо, уже несколько дней затягивалась облачками грустных мыслей, а теперь, после встречи с женой начальника, облака превратились в седую тучу, из которой беспрестанно будет лить дождь. Сделается неприятно, сыро, грязно. Женщины умеют прощать большие проступки, убийства, кражи, измену народу, но никогда не простят тебе, если ты хоть одним непочтительным словом заденешь их тщеславие. Допустим, начальник простит его, но оскорбленная барыня все равно взбаламутит воду. Чем бы ее задобрить?
Дома, на диване, Ландик не только не успокоился, но наоборот, его охватила еще большая тревога. Где-то в извилинах мозга возник образ матери. Так уж бывает: в самые грустные и безрадостные минуты вспоминается мать; как всегда, она спешит тебе на помощь. И человеку становится еще грустней от мысли, что и на склоне лет она переживает из-за него не меньше огорчений, чем в молодости.
За матерью неслышно появился давно умерший отец. Он был адвокатом в маленьком городке. У него было прекрасное имение, он лишился его. «Из-за выборов», — говорила сестра.
— Ты должен выставить свою кандидатуру, Яничко, — уговаривали его руководители партии. — Дай денег — народ вернет все.
И он давал. Сначала свои, потом, когда свои кончились, — чужие, взятые в долг. Скоро долгов стало больше, чем своих денег. Народ отца не выбрал и денег не вернул. Пан адвокат тоже не возвращал долгов. Росли проценты. А когда их стало столько, что он при всем желании не смог бы заплатить, банковские патриоты, агитировавшие его во время выборов, сказали:
