Сооружение ларца близилось к концу. Завтра кончится эта морока с Уоллесом, и можно будет возвращаться в Магадан.
Рыдасова отдала распоряжение насчет зачисления Варпаховского в выездную бригаду, переслала донос певца в райотдел МВД и задумалась. Было о чем подумать – Иван Федорович старел, начал пить. Приехало много начальников новых, молодых. Иван Федорович их ненавидел и боялся. В заместители приехал Луценко и, объезжая Колыму, записывал во всех больницах – кто получил травмы из-за побоев. Таких оказалось немало. Стукачи Ивана Федоровича сообщили ему, конечно, о записях Луценко.
Луценко сделал доклад на хозактиве.
– Если начальник управления ругается матом, то что должен делать начальник прииска? Прораб? Десятник? Что должно делаться в забоях? Я прочту вам цифры, полученные в больницах при опросах – явно преуменьшенные – о переломах, о побоях.
По докладу Луценко Иван Федорович выступил с большой речью.
– К нам, – рассказывал Иван Федорович, – много приезжало новичков, но все постепенно убеждались, что здесь условия особые, колымские, и знать это надо. – Иван Федорович надеется, что молодые товарищи это поймут и будут работать вместе с нами.
Последняя фраза заключительного слова Луценко была:
– Мы приехали сюда работать, и мы будем работать, но мы будем работать не так, как говорит Иван Федорович, а как говорит партия.
Все, весь хозактив, вся Колыма поняла, что дни Ивана Федоровича сочтены. Думала так и Рыдасова. Но старик знал жизнь лучше, чем какой-то Луценко, комиссара ему, Ивану Федоровичу, не хватало. Иван Федорович написал письмо. И Луценко, его заместитель, начальник политотдела Дальстроя, герой Отечественной войны – исчез, «как корова языком слизала». Перевели его куда-то срочно. Иван Федорович напился в честь победы и, напившись, буянил в Магаданском театре.
– Гоните этого певца в шею, не хочу слушать гадину, – бушевал Иван Федорович в собственной ложе.
И певец исчез из Магадана навсегда.
Но это была последняя победа. Луценко где-то что-то писал, – это Иван Федорович понимал, но сил предупредить удар не было.
«На пенсию пора, – думал Иван Федорович, – вот только бы ларец…»
– Пенсию тебе дадут большую, – утешала его жена. – Вот мы и уедем. Все забудем. Всех Луценок, всех Варпаховских. Купим домик под Москвой с садом. Будешь председателем Осоавиахима, активистом райсовета, а? Пора, пора.
– Экая мерзость, – сказал Иван Федорович, – председатель Осоавиахима? Бр-р. А ты? – внезапно спросил он.
